Сергей Степняк-Кравчинский - Андрей Кожухов

- Вы уже встали! - воскликнул он вместо приветствия.

Ватажко имел серьезный вид, но в то же время казался смущенным. Ему очень хотелось провести лишние полчаса в обществе Андрея, но он боялся, что ему, может быть, неприятно его присутствие.

Андрей, не произнося ни слова, дружески кивнул ему головой. Он почти не замечал впившегося в него глазами молодого человека. Ватажко представлялся ему какой-то тенью.

- Один из ваших часовых, - нерешительно заговорил Ватажко, спрашивает, можно ли ему прийти проститься с вами теперь, так как это не удастся, когда вы оба будете на месте действия. Он говорит, что знаком с вами, и надеется, что не потревожит вас.

- Нисколько. Я очень рад с ним повидаться, - отвечал Андрей из чувства товарищества, хотя лично он оставался так безучастен, что даже не спросил, как зовут часового. Лишь после некоторой паузы он заметил свою оплошность и спросил, кто он такой.

- Зацепин, - отвечал Ватажко. - Вы с ним познакомились, когда он уезжал за границу, а вы возвращались в Россию.

- Ах, да! - сказал Андрей.

Он вспомнил переправу через границу, немецкую гостиницу, шумные споры; но как далеко все это отошло теперь!

Зацепин явился немного спустя. Сначала он вел себя сдержанно под впечатлением необыкновенных обстоятельств их встречи. Но к нему скоро вернулась его обычная живость, громкая речь и жестикуляция старого вояки. В наружности и обхождении Андрея не было ничего внушающего сдержанность и торжественность, он только имел более задумчивый и рассеянный вид, чем обыкновенно.

Они вспомнили про свою встречу на границе, заговорили про Вулич, Давида и даже Острогорского. Зацепин вернулся в отечество три месяца тому назад через южную границу. Так как большую часть времени он провел в Одессе, то Андрей стал расспрашивать его про тамошних революционеров - Левшина, Клейна и других. Что ему было до них теперь? И он мысленно улыбался своему собственному любопытству. Но он испытывал какое-то странное удовольствие от совершенно бесполезных ему сведений: оно походило на бросание камней в глубокую пропасть, откуда не отдаются назад даже звуки падения.

Они говорили обо всем, но ни разу не коснулись дела, на которое им всем нужно было двинуться через несколько минут. Неминуемость чего-то необыкновенного проявлялась лишь некоторыми остановками и перерывами в разговоре. За чаем Зацепин рассказал Ватажко, как дворник принял его за полицейское начальство из-за его военной выправки и повелительного голоса. Оба рассмеялись. Андрей слабо улыбнулся. Он выпил чаю и съел кусочек черного хлеба "по принципу", памятуя связь между духом и телом.

По поводу зацепинской истории Ватажко, в свою очередь, стал несвязно рассказывать как раз нечто подобное, случившееся с ним.

- Пора! - прервал его Андрей на полуслове, взглянув на часы.

Они тотчас же замолкли и с серьезными лицами поднялись со своих мест. Они попрощались скоро и просто. Им всем было не до слов. Оба товарища расцеловались с Андреем.

- Желаю тебе успеха, брат! - сказал Зацепин, обращаясь к нему на ты в первый и в последний раз.

Ватажко с Зацепиным вышли на черную лестницу, по которой они могли спуститься незамеченными. Андрей оставался еще дома, так как ему нужно было прождать еще минут двадцать. По условленному плану ему предстояло явиться последним на поле действия, чтобы по возможности не подвергаться риску: его могли бы заметить и постыдно схватить, прежде чем он успеет что-нибудь сделать.

Оставшись один, Андрей почувствовал себя легче, чем на глазах у товарищей. Его не огорчало, что никто больше не являлся с ним прощаться. Но он все еще не в состоянии был сосредоточиться. Несвязные обрывки мыслей и беспорядочные воспоминания кружились в его голове с такой лихорадочной быстротой, что у него окончательно пропала способность считать время. Каждые две минуты он смотрел на часы, вполне убежденный, что ему уже пора двигаться, и каждый раз приходил в изумление, что время так медленно идет. Если бы не движение секундной стрелки, он бы подумал, что его часы остановились.

Когда стрелка достигла наконец назначенного предела, он надел шляпу и вышел на улицу из дома, на свою последнюю прогулку по городу. Ему еще раз придется прогуляться по улицам. Но не пешком, а на колеснице.

Он быстро повернул за угол Екатерининской площади, где находилась конспиративная квартира, чтобы как можно скорее отрезать всякое сообщение с домом, в котором он жил. Потом он замедлил шаги и пошел обыкновенной походкой, разглядывая широкую полосу неба, простиравшуюся вдоль улицы над его головой.