Максим Кравчинский - Русская песня в изгнании

Серия «Имена».

Основана в 1997 году

Автор проекта и главный редактор серии Я. И. Гройсман

Мои музыкальные пристрастия всю жизнь создавали мне легкую головную боль или как минимум служили поводом для шуток и удивления со стороны самых разных людей.

Хотя все они, конечно, «мою» музыку слушали и местами любили.

Что же в ней такого странного, смешного и притягательного? И что это за песни?

Конечно, речь идет о «блатных» песнях, или новом гордом имени жанра – «русском шансоне». Волей случая я столкнулся с ними в пионерско-советском детстве.

Столкнулся, заинтересовался, полюбил и стал собирать.

Впервые я услышал песни эмигрантов в начале 80-х годов. Кассету принес знакомый моего деда – продвинутый воронежский дантист Валера. Несколько недель лента безостановочно звучала снова и снова. Я выучил наизусть «Небоскребы», «Стаканчики», «Чубчик»… Первое время вопрос, кто это поет, меня не заботил. Хотелось просто слушать музыку, так не похожую на официальную эстраду тех лет.

Бабушка не одобряла увлечение: ругала дантиста, а песни обзывала «шпанскими». Лучших слов для того, чтобы еще больше заинтересовать меня, трудно было придумать. В какой-то момент я поинтересовался у Валеры, кто же все это исполняет.

«Эмигранты», – ответил он. И после паузы добавил: «Токарев».

Понятного все равно было мало. Эмигранты – значит за границей живут. Еще интереснее. Но на пленке звучали голоса как минимум пяти разных исполнителей, и одна из них была… женщиной, а значит, «Токаревым» быть никак не могла. Помню, тот факт, что хулиганские песни пела дама, меня, юного, до крайности удивил.

Пройдет несколько лет, прежде чем голоса с той ленты начнут «распадаться» на отдельных людей с именами, альбомами, судьбами… Мир «подпольной» песни оказался очень разным: здесь были свои «короли», свои изгои, гении и неудачники.

Значительная часть «запрещенной музыки» приходила в СССР из-за рубежа. Первая волна русской эмиграции, девятым валом, накрывшая Европу после 1917 года, положила начало понятию «эмигрантской песни».

Первая встреча с Нью-Йорком. Максим Кравчинский с родителями и Михаилом Гулько.

Во времена СССР только эти песни и являлись музыкальным протестом. Никакого отечественного рока и в помине не было, а «жестокий романс» был, и именно его пели люди. Материал, может, местами наивный, местами «колючий», но зато настоящий.

На волне хрущевской «оттепели» в Союзе начинает возникать параллельная эстрада.

Это связано с появлением большого количества личных магнитофонов и немереной смекалкой наших граждан. Под одну гитару, зацепив прищепкой микрофон на бельевой веревке, теперь любой мог прямо дома на кухне что-нибудь спеть и записать себя, а потом дать послушать кому-нибудь.

Во времена повального увлечения «магнитофонной культурой» самые разные, порой весьма знаменитые и уважаемые люди записывали пленки с «неофициальным» репертуаром. Например, в моей коллекции есть запись матерных частушек, напетых Юрием Никулиным под аккомпанемент циркового оркестра. Сохранилось несколько «одесских» вещей в исполнении популярного артиста оперетты, известного по картине «Свадьба в Малиновке», Михаила Водяного.

«Блатные» песни, записанные «супергероем» советского кино Николаем Рыбниковым, получили столь широкое распространение, что их исполнителем заинтересовались в КГБ и даже провели специальную голосовую экспертизу. Однозначного ответа она не дала, и от актера отстали. Немного «похулиганил» Брайтон-Бич, ресторан «Приморский». 1990 в этом направлении и коллега Н. Рыбникова – Анатолий Папанов. «Звезда» отечественного футбола вратарь клуба «Зенит», а впоследствии великолепный спортивный комментатор Виктор Набутов, отец известного сегодня тележурналиста Кирилла Набутова, также увлекался «запрещенными песнями».