Александр Стрыгин - Расплата

Через три часа на площади состоялся митинг. С речами выступили Чухонастов и Вольский. Кочергина единогласно избрали председателем ревкома. Членами ревкома утвердили Чухонастова и помощника Кочергина Равченко.

Новая власть торжественно заняла кабинеты "Колизея". Наступила ночь. Тишина.

Конные дозоры шныряли по окраинам города.

3

Рано утром 22 августа автомобиль Чичканова остановился у "Колизея".

Чичканов подошел к часовому, тот узнал председателя Губисполкома, козырнул ему.

- Где Кочергин?

- На втором этаже, в вашем кабинете.

Часовой перед кабинетом не знал Чичканова, преградил ему дорогу:

- Идет заседание ревкома, нельзя.

Чичканов метнул взгляд на часового:

- Какого ревкома, что за ревком? Я - Чичканов. - Он отвел винтовку часового и открыл дверь.

За столом перед Кочергиным сидели Чухонастов, Равченко и Вольский. Кочергин, увидев Чичканова, невольно встал.

- Молодец, Кочергин! - Чичканов подошел к нему, пожал руку. - Опять отличился. Благодарю от имени Совета Укрепрайона. Ты почему же не известил штаб о своих действиях? И что это за ревком у тебя?

Кочергин растерялся от похвалы Чичканова, не знал, что ответить, глянул на Вольского. Тот насупил брови.

- Нас народ избрал, - ответил Кочергин. - Я председатель ревкома, а это члены.

Чичканов оглядел всех троих, остановил взгляд на Вольском.

- И ты здесь? Ну вот что, Кочергин. За храбрость благодарю и тебя, и твой отряд. А ревком именем советской власти я упраздняю. Ты немедленно сдашь отряд Укрепрайону и вернешься в Тверь командовать своим батальоном.

- Как вы смеете! - горячась, подскочил со стула Равченко. - Он законно избран! И мы тоже. Был митинг, были рабочие. Покажи, Петр, ему протокол.

Кочергин вынул из ящика протокол, подал Чичканову, тот отстранил его.

- Никаких протоколов. Освободите мой кабинет. Иначе как заговорщиков против советской власти арестую и отдам под суд.

- Кого судить? - вдруг истерически крикнул Кочергин и рванул на груди гимнастерку. - Меня судить? Кочергина? А кто тебя от смерти спас? А? Кто тебя из тюрьмы вызволил и опять в "Колизей" посадил? А? - Кочергин кричал, распаляя себя, махал руками. - А ты удержал эту власть? А? Не удержал! Я ее опять вырвал из рук врагов. Второй раз тебе не отдам, сам править буду, меня народ избрал! Я не убегу, как ты! Насмерть буду стоять против контров!

- Брось кривляться, Кочергин! Поддался лести тамбовских эсеров! Вспомни, что ты командир Красной Армии и должен выполнять приказ.

- Ты для нас больше не начальник, - крикнул Чухонастов. - Уходи!

Чичканов осмотрел лица приятелей Кочергина. Встретившись с колючими глазами Вольского, презрительно усмехнулся:

- Твоя работа, Вольский?

Тот молча отвернулся, показывая полное пренебрежение к Чичканову.

- Ну, вот что. Даю вам час на размышления. Или мирно разойдетесь по домам, или... я уже сказал. - Чичканов круто повернулся к двери.

4

От станции все еще тянуло гарью, улицы захламлены обрывками бумаг, тряпок, клоками сена и соломы.

Соня торопливо шла по городу, пугливо озираясь по сторонам. Ей казалось, что все смотрят на нее и знают о ней все, а вон молодой парень даже улыбается - смеется над ней!

Из-под низко повязанного платка она выглядывала, как загнанный зверек.

В Тамбове она бывала часто, но всегда с отцом, а одна идет впервые, и потому ей жутковато. Даже улицы и люди какие-то неприветливые, может быть, потому, что тут побывали казаки... Побывали - нагадили всюду.

Задумавшись о своем горе, Соня чуть не прошла дом Парашки. Вот же он, с зелеными ставнями! Захватит ли Паньку с Клашей? Живы ли они? Знают ли что-нибудь о Василии?

Почти бегом миновала двор, взбежала на приступки сеней.

- Параша, открой скорее!

- Сонюшка! - всплеснула руками Парашка. - Откуда ты? Что с тобой? Лица на тебе нет.

Соня, не отвечая, вошла на кухню, тихо опустилась на стул.

- У тебя самогоночки нет?

- На кой тебе, Сонюшка? Куда спешишь-то?

- Никуда не спешу! К вам пришла. Дай, ради бога, коли есть.

- Господи, да неужели ты сама пьешь?

- После, после расскажу... Дай, не жалей.

- О господи милосердный, да что же это на белом свете деется-то? Парашка сунула руку под лавку, достала бутылку, заткнутую тряпицей, стала лить в кружку.

- Лей, не жалей, Пашенька, расплачусь, не обижу. Ничего не пожалею.

Парашка подняла на Соню глаза и вдруг всхлипнула:

- Да ты штой-то скрываешь, Сонюшка, милая! Убили кого?

Соня почти выхватила кружку, стала тянуть, закрыв глаза.