Фрида Суслопарова - Первый гром и первая любовь

Но звучали и другие голоса:

- Ишь начальник раздобрился, чужим добром кидается. А вы свое, колхозное, наживите... А то на чужое добренькие...

Дед Степан, который вел счет мешкам, сказал Петренко:

- Погоди, хлопец!

Петренко прислонил мешок к дверному проему, прежде чем передать его по цепочке дальше.

- Чую я твой голос, Перебейко, - сказал дед Степан, - это ты тут говорил за чужое добро... Стой, консомол, дай подкулачнику ответ дать! Чув, чув, це ты... Хлеб, шо Демченков заховал на горыще, наш, кровный, мы его заработали. Кто до Демченковых у наймы не ходил? Ты, Перебейко, да Козуля! А мы все ходили, нашим горбом вырос да нашим потом полит этот хлеб. И берем мы не чужое, а свое! Вот так! А теперь кидай!

Пятьдесят три мешка зерна набрали с чердака и увезли на колхозный склад.

Кухарский съездил в район, получил разрешение на распределение зерна: решено было оставить часть на семена, а остальное раздать колхозникам на трудодни.

В селе только и было разговоров, что про Демченкова и его тайник.

Одни проклинали жадного кулака, другие помалкивали, опасаясь мести его прихвостней. Большинство сходилось на том, что с болью высказала старая Матвеевна: сколько погубленных жизней мог бы спасти этот хлеб, если б его нашли раньше!

...В яслях вздохнули свободно, казалось, вместе с увезенным кулацким зерном развеялся страх, навеянный этим домом.

И только Дина не могла прийти в себя и долго еще находилась под впечатлением происшедшего. Неожиданно оказавшись в кулацком доме, она временами испытывала нечто похожее на сожаление. Невольно думала о семье, которая лепила для себя это гнездо, о детях, которые здесь бегали и резвились, а ныне находятся неведомо где. Теперь же все ее существо восстало против жадного кулака. С того момента, как ее пальцы прикоснулись к сухому зерну на чердаке, ею овладела ненависть к захоронившим тут не просто пропитание, а источник жизни для таких, как Ангелина, сироты, все голодающие люди.

Все зло, все несчастья многих людей здесь, в селе, и в городе происходили по вине таких, как Демченков! Ей захотелось говорить, кричать об этом злодеянии, высказать то, что переполняло ее. Тут Дина опять вспомнила о том, что ей предстоит сделать доклад для сельской молодежи. Она почувствовала себя внутренне подготовленной к этому докладу.

Тоненькие брошюрки, которые хранились в ее "комоде", дополнят то, что она пережила и ощутила сердцем. Вечерами, уложив детей, она принималась за работу, читала, думала, конспектировала.

Обнаруженный Диной клад оживил все село. В каждом доме люди мололи, терли, варили пшеничные зерна.

- Ангелине теперь надолго хватит, - сказала Дина Ганке, - а нам, Петренко сказал, снова будут возить печеный хлеб.

Пылыпок отпросился все-таки и побежал на склад к деду Степану, отдал ему кисет. Возвратился веселый.

- Кисет деду понравился.

А вечером Петренко привез четыре буханки свежего, ароматного хлеба.

Петренко привозил не только хлеб, он и от себя тащил в ясли все, что попадалось под руку и что, по его мнению, могло пригодиться в хозяйстве. Однажды увидел, что отломилась ручка половника и Дине неудобно разливать детям суп.

- Погоди, привезу тебе новый, - пообещал Петренко.

И привез. Выклянчил у поварихи в столовой. Где-то попалась ему низенькая детская скамеечка, кинул в кузов, сгодится.

В другой раз, заметив, что Дина хранит воду в чугуне, Петренко спросил:

- А кадушки нет?

- Они все распались, - ответила Дина.

- В хозяйстве без кадушки не можна.

Привез и бочку.

Эмтээсовские ребята заметили его пристрастие к яслям и стали подтрунивать над ним.

- Эй, Петренко, может, тягач прихватишь, ясельникам поиграть?

- Да он сам не прочь за Динкой приударить...

- Ничего вы не понимаете, - огрызался Петренко, - там же сироты, дети...

Но ребята не унимались:

- Знаем сирот, что в спидничках да в косичках...

Каждое появление Петренко дети встречали восторженно. Мальчики научились хозяйничать в кабине, как дома, Юрко уже знал специальные термины: "включить скорость", "затормозить", "дать газ". Игры мальчиков теперь изменились, их уже не интересовали "гуси-лебеди" и даже "казаки-разбойники". Они теперь играли в машины. Мальчики самозабвенно пыхтели, дудели, подражая гудкам машин. У всех было отличное настроение. Испортила его, против ожидания, сама Дина.

...Как-то, бегая с детьми по саду, она зацепилась за сук и с треском разодрала свое старенькое, выцветшее платье.

- Ой, что теперь будет! - горестно воскликнула Дина, придерживая разодранную полу. - А, наплевать! Зашью и похожу еще в этом! Все равно дома новое сошьют! Не стану ж я вот так ходить в городе!