Джавад Тарджеманов - Серебряная подкова

На этом чтение письма прервалось. Параша вдруг прижала письмо к лицу, упала головой на стол и разрыдалась.

"Теплее... тепло..." Как мало в ее жизни было этого простого человеческого тепла. И как всем сердцем она к нему тянулась...

- Целую неделю ждать, - повторяла Параша.

Но, как ни длинна была эта неделя, и ей пришел конец.

Тихий двор в тупике Алексеевской улицы наполнился шумом и сутолокой: в распахнутые настежь ворота въехали возы, груженные всякой домашней утварью, мебелью, большими ящиками с книгами. Дворовые Шебаршина проворно их разгружали, вносили вещи в пустовавший дом рядом с домиком Лобачевских. Ожили также и надворные постройки: в хлеве жалобно мычали утомленные долгой дорогой коровы, а рядом, в курятнике, звонко визжала пила и стучал топор: то плотник Шебаршина, здоровенный двадцатилетний Андрюшка, ладил насесты, чинил загородку для кур и гусей, томившихся в дорожных тесных клетках.

Всем этим деловито распоряжался пожилой дворовый Алексей. Он передал Параше, что коляска барина в дороге поломалась - колесо подвело, - и Сергей Степанович просит у барыни разрешения распорядиться вещами как полагается.

- Разрешить?.. Алексеюшка, делай все, как знаешь, - сказала Параша. Стоя на крыльце, она смотрела, как быстро и ловко помогает Алексею жена его Авдотья, как резво бегают на посылках их дети, Яшка и Фишка, и девочкасиротка Устья. Вместе с плотничавшим в курятнике Андрюшкой они составляли весь домашний штат Шебаршина.

Поселиться им предстояло в "людских" помещениях обоих домов. Возчики были наемные и собирались уже, покормив лошадей, ехать обратно.

Параша с ребенком на руках все еще стояла на крыльце, когда в распахнутых воротах показалась дорожная коляска. Заслышав звон бубенцов, ребенок замахал ручонками: непривычная суматоха во дворе ему, видать, понравилась. Коляска тем временем подкатила к дому. Сняв картуз, Шебаршин соскочил и поднялся на ступеньки.

Параша встречала его молча, лишь слезы текли по ее щекам. Сергей Степанович протянул к ней руки, затем обнял ее.

- Все будет ладно, все будет хорошо, - проговорил он.

Голос его дрожал. Он осторожно поцеловал ее в щеку и, не удержавшись, тихонько всхлипнул.

Через минуту, проворно спустившись вниз по ступенькам, Сергей Степанович распоряжался вещами, часть которых дополнила скромную обстановку дома Лобачевских.

Параша, придя в себя от волнения, хлопотала по хозяйству: надо было накормить и разместить всех людей. На душе у нее потеплело: не одна теперь на свете, есть у нее покровитель и защитник.

Шебаршин, грубоватый по наружности, порой вспыльчивый, по всегда справедливый и добрый, был на редкость образованным человеком: он кончил университет, хорошо впал несколько иностранных языков, писал неплохие стихи, рисовал. Интересовался и политикой, и литературой, но поистине всей душой увлекался математикой, считая науку эту главной. "Греки справедливо назвали ее математикой, то есть наукой всех наук", - утверждал он.

В Макарьеве и в Нижнем Шебаршин пользовался общим уважением за ум, доброту и честность. Его слова и обещания считались авторитетнее гражданских актов. Таков был человек, на твердую руку и преданное сердце которого смогла положиться Параша в самую тяжелую минуту жизни. Репутация лучшего землемера Нижегородской губернии дала Сергею Степановичу возможность немедленно получить хорошую службу. Передав Параше управление всем хозяйством, он большую часть временя проводил в служебных разъездах.

Между тем 20 ноября [По новому стилю 1 декабря] 1792 года в семье Лобачевских родился второй сын, Коля. Заботы в доме прибавилось.

Муж, еще раз вернувшийся после запоя и прощений, как прежде, не пытался взять на себя какую-либо ответственность за жизнь семьи. Безвольный и опустившийся, он принял заботу Сергея Степановича о своей семье как должное и был этим доволен.

С появлением у Параши второго сына домик на Алексеевской стал тесноват, и Сергей Степанович приобрел на Печерском поле новое владение и участок пустовавшей земли, где развел сад с оранжереей, не уступавшей аверкиевской. Разумеется, в новый дом переехали все вместе.

Хлопот у Прасковьи Александровны прибавилось. Но радостно было сознавать, как старый землемер дорожит каждой мелочью семейного уюта, которым она с любовью окружает его в недолгие приезды. Он отдохнет немного у семейного очага - и снова на другое утро дорожная коляска ждет его у крыльца. Кучер с трудом сдерживает резвых лошадей, Авдотья проворно укладывает в ящики под козлами и сиденьем кульки с домашней снедью. Маленький Саша сидит на коленях Сергея Степановича, старается заглянуть ему в глаза. Старик это видит и прячет в усах лукавую улыбку.