Лира Муховицкая - Воронцовы. Дворяне по рождению

Дезабилье (устар.) – одежда, которую надевают, встав с постели. Удобная домашняя одежда, которую не носят при посторонних.

Современники, хотя и подтверждают огромное влияние Елизаветы на великого князя и императора, говорят об инертности ее в делах политических, что вполне объяснимо – не обладая тщеславием своей сестры, по воле случая и коварного Амура оказавшись в котле кипящих событий, не стремилась играть главные роли на политической арене. Ей нравилось демонстрировать свою власть публично – на балах и куртагах, на парадных обедах – и в узком ближнем кругу. Доброе сердце мешало ей, как говорят, подтолкнуть Петра III к расправе с нелюбимой и неверной женой и занять более достойное положение и при дворе, и в государстве. Она уступила разработку политических интриг своим ближайшим родственникам, которые теперь наперебой гордились ее «взлетом» и «блестящей» участью.

Куртаг (от фр. cour – двор, и нем. Tag – день) – выход при дворе, приемный день при дворе.

Так ли это, или историки и летописцы сгущают краски, доподлинно вряд ли возможно разобраться. Но отношения этих исторических персон, Елизаветы Романовны Воронцовой и императора Петра III, тоже имеют право называться любовью, несмотря на то, что потомками им отведено не самое почетное место.

Правда и то, что отношения с сестрами у Елизаветы Воронцовой сложились не очень хорошо. Особенно младшая, Екатерина (Дашкова), будучи фрейлиной императрицы и питая к ней (императрице) искренние дружеские чувства, всячески защищала свою государыню и откровенно третировала разлучницу Елизавету. Помните обидные «толстая Лизка, неряха и проч»? Екатерина II, сама оставаясь в тени, как, впрочем, и всегда, всячески поощряла порывистую фрейлину, напичканную просветительскими идеями. Да и самому императору не один раз пришлось услышать от Екатерины Малой пламенные выступления в защиту семьи и брака, искренней любви, не отягченной супружеской изменой. На каком-то из балов, по воспоминаниям самой Воронцовой-Дашковой, он даже заступился перед ней за «честную простушку» Елизавету, добавив, что «сестрам лучше держаться вместе, а не идти на поводу у разного рода умников». Сама же Дашкова позже и напишет, что однажды Петр Федорович, заметивший яростную антипатию юной княгини к нему и «Романовне», да и кто бы ее не заметил, тем более, что скрывать-то ее никто не считал нужными явное предпочтение, отдаваемое Екатерине, отвел ее в сторону и ласково сказал: «Дитя мое, вам бы очень не мешало помнить, что гораздо лучше иметь дело с честными простаками, как я и ваша сестра, чем с великими умниками, которые выжмут сок из апельсина, а корку выбросят вон». Его совет по достоинству не оценили, как, впрочем, и всегда. Хотя произнесены были слова «не мальчика, но мужа».

Во время переворота Воронцовы вместе с остальным двором Петра III находились в Ораниенбауме. Утром 28 июня все придворное общество направилось на празднование Дня святых Петра и Павла в Петергоф, где располагалась императрица Екатерина II. Ее неожиданное отсутствие вызвало вполне обоснованную тревогу и беспокойство Петра и его доверенного окружения. Ближайшие сподвижники отправились в Петербург за точными сведениями. Петр III негодует, впадая в ярость и отчаяние одновременно. Елизавета Воронцова пытается успокоить «друга сердешного», но как утишить осознание краха и падения, желание изничтожить соперницу и предательницу… Что может быть страшнее для царя, чем понимание, что никто из его подданных, ни армия, ни даже простой народ его не поддерживают.

Гвардия, двор и духовенство – все приняли присягу новой императрице. Среди сановников мелькали лица тех, кто покинул теперь уже бывшего императора как бы затем, чтобы привезти ему свежие новости. Ряды сподвижников Петра редели с каждым часом.

Тем не менее среди гвардейцев нашлись офицеры, отказавшиеся нарушить присягу, данную императору Петру III. Среди них оказался и Семен Воронцов – младший брат бывшей фаворитки, который был немедленно арестован. Не помогло и вмешательство знаменитой Екатерины Дашковой, его родной сестры. Именно этот эпизод, по словам современников, и заставил Екатерину II впоследствии написать кому-то из вельмож: «Девица Дашкова сильно скомпрометирована своей родней. С большим трудом удавалось мне скрывать от нее большую часть приготовлений к моей победе…»

Арестованная вместе с Петром III в Ораниенбауме, после переворота 29 июня 1762, Елизавета Романовна Воронцова, несмотря на свои просьбы, мольбы на коленях перед Паниным последовать за Петром в Голштинию, была отправлена в подмосковную деревню отца, причем лишилась камер-фрейлинского портрета и ордена Святой Екатерины. Сам же опальный император униженно со слезами молил о том, чтобы к нему прислали его «Романовну». Разумеется, их просьбы были оставлены без внимания. Как говорят, вначале от Петра требовали отречения от престола в обмен на немедленную высылку на родину в Голштинию его и всех его многочисленных родственников, ссылаясь при этом на нереализованное распоряжение императрицы Елизаветы Петровны. Петр ответил отказом и заявил, что желает разговаривать лично с Екатериной. Елизавета Воронцова со слезами умоляла Петра согласиться и позволить ей сопровождать его в Голштинию. Кажется, она начала понимать, что для Петра эта авантюра добром не кончится. Но император (теперь уже бывший) был непреклонен. Он еще надеялся договориться по-хорошему с отвергнутой им супругой, взывая, как он считал, к ее здравому смыслу. Наконец в 11 часов появилась Екатерина II: в мундире, верхом на коне, в сопровождении Екатерины Романовны Дашковой и конных гвардейцев. Именно так она выглядела и во время переворота, прибыв в гвардейские казармы «поднимать» полки. Она выглядела торжествующей, хотя, по словам близких соратников, до конца не была уверена в своей победе. Но молчание и бездействие Петра утвердили ее в правильности выбранного пути. Морально сломленный Петр III подписал отречение от престола и почти сразу же под конвоем был отправлен во дворец в Ропше (где вскоре и погиб загадочным образом).