Герд Кёнен - Между страхом и восхищением - «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945

Изданный Фолъкманом сборник — продукт одного из совместных проектов времен перестройки, согласованный с ведущими исследователями фашизма в ГДР. И действительно, между исследователями в Восточной и Западной Германиях наметилось существенное сближение в основной модели исторической интерпретации. С коммунистической точки зрения и так всегда было ясно, что фашисты и национал-социалисты представляли только авангард «буржуазного антикоммунизма», служившего щитом и мечом политической реакции. То, что этот антикоммунизм относился к роковым явлениям или — по выражению Томаса Манна — к «фундаментальным безумиям» эпохи, стало начиная с 1970-х гг. находить понимание и в Федеративной Республике как мнение, широко распространенное в научных и публицистических кругах.

Так называемый спор историков {8} 8 См.: «Historikerstreit». Dokumentation der Kontroverse über die Einzigartigkeit der nationalsozialistischen Judenvernichtung. Munchen; Zurich, 1987. , вспыхнувший в конце 1980-х гг., придал этой точке зрения неожиданную и яркую новую трактовку. Эрнст Нольте в своей книге «Европейская гражданская война, 1917—1956» {9} 9 Nolte E. Der europaische Burgerkrieg, 1917—1945. Nationalsozialismus und Bolschewismus. Frankfurt/M.; Berlin, 1987 fpyc. пер. под ред. С. Земляного: Нольте Э. Европейская гражданская война (1917— 1945). Национал-социализм и большевизм. М., 2003. — Прим. пер.\. См. также статью Нольте в газете «Франкфуртер альгемайне цайтунг» в июне 1986 г., которая инициировала «спор историков»: Vergangenheit, die nicht vergehen will. Eine Rede, die geschrieben, aber nicht gehalten wurde. Перепечатана: «Historikerstreit». S. 45 ff. заострил тезисы о «фашизме и его эпохе» {10} 10 Nolte E. Der Faschismus in seiner Epoche. Die Action Franсaise — Der italienische Faschismus— Der Nationalsozialismus. Stuttgart, 1963 fpyc. пер.: Нольте Э. Фашизм в его эпохе. Аксьон франсэз. Итальянский фашизм. Национал-социализм. Новосибирск, 2001. — Прим. пер.\\ Idem. Die faschistischen Bewegungen. Munchen, 1966. , сформулированные еще в его ранних работах и в те годы с бурным одобрением принятые в левых кругах; у него получалось, что антибольшевизм немецкой буржуазии был той «изначальной» (и, как теперь выяснил Нольте, в своей основе легитимной) «основной эмоцией», которая и породила национал-социалистическое движение и потому составляла его подлинные историко-генетические корни. Согласно его точке зрения, возникновение и расцвет национал-социализма в Германии, и в особенности укоренение в стране гитлеровского «контруничтожительного» фанатизма, направленного против евреев, были бы невозможны без стихийного страха немецкой и европейской буржуазии перед кровавым хаосом и истреблением целых классов, которые несла с собой большевистская революция.

Десять лет назад в ходе публичных дебатов эта концепция «каузальной взаимосвязи» большевизма и национал-социализма вызвала скандал. Она и в самом деле в своих политических оценках и теоретических выводах значительно (хотя в исторических предпосылках и допущениях — минимально) отличалась от точки зрения, которую можно, пожалуй, в общих чертах признать господствующей в западногерманской историографии.

Настоящая работа представляет собой попытку проверить и одновременно поставить под сомнение эту гипотезу, которая находилась в центре «спора историков» ФРГ (в свою очередь уже ушедшего в историю). Однако, подвергая методологической критике спекулятивное историческое мышление историка типа Эрнста Нольте или пригвождая к позорному столбу его апологетические тенденции, мы немногого добьемся. Ибо, обратившись к «взаимосвязи», существовавшей между завоеванием власти большевиками во взбаламученной Российской империи и захватом власти национал-социалистами в Германском рейхе, Нольте все же затронул реальную историческую связь. Однако он подал ее как чисто историко-идеологическую абстракцию, вместо того чтобы представить как живую противоречивую взаимозависимость. Надо отметить, что точно на такой же наклонной плоскости стояли и большинство его оппонентов.

Но реакция немцев на перевороты в рухнувшей царской империи обусловливалась не только некой абстракцией под названием «большевизм». Ведь им постоянно — и во время войны, и в мирных переговорах (в Брест-Литовске и Версале, в Генуе и Рапалло) — приходилось иметь дело с Россией, до основания потрясенной и изменившейся, но все еще существовавшей колоссальной страной, ее народом, империей и государственностью. Авторы многих немецких работ по большевизму упорно доказывали, что это плод специфически российского мировоззрения, политики или менталитета (вкупе со всеми полагающимися тут ингредиентами вроде «православия», «нигилизма», «карамазовщины» и т. п.) и что большевистский лозунг мировой революции является лишь трансформировавшейся формой «вечного» российского империализма или мессианизма.