Стивен Коэн - Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина

Тем не менее, вскоре Хрущёв перешёл ещё один рубикон, правда, опять за закрытыми дверями. На пленуме ЦК в июне 1957 года он и его сторонники устроили своего рода процесс над Молотовым, Маленковым и Кагановичем {104} 104 Молотов, Маленков, Каганович. С. 39. См. также Исторический архив. 1993. № 3. С. 17, 19, 85, 88. . Цитируя шокирующие документы, добытые Шатуновской и другими, они обвинили Молотова и Кагановича в том, что они, наряду со Сталиным, несут ответственность за 1,5 миллиона арестов, совершенных только в 1937 и 1938 годах, и лично санкционировали в этот период 38679 смертных приговоров — 3167 в один из дней. Собственноручно подписанные ими кровожадные приказы зачитывались вслух: «… Всех к расстрелу… Мерзавцу, сволочи… одна кара — смертная казнь».

Казалось, близится советский Нюрнберг. Когда обвиняемые, защищаясь, попытались представить свои действия как «ошибки», их громко поправили: «Преступления!». Один из сторонников Хрущёва выкрикнул в адрес трёх главных сталинских сподвижников угрозу, от которой должны были похолодеть многие из сидящих в зале партийных бонз: «Если бы только народ знал, что у них с пальцев капает невинная кровь, то он встречал бы их не аплодисментами, а камнями». Что должно последовать, казалось, было очевидно. «Во главе нашей партии, — возмущался ещё один член ЦК, — сколько-то лет стояли и руководили люди, которые являются убийцами, которых нужно посадить на скамью подсудимых» {105} 105 Исторический архив. 1993. № 4. С. 17. . Всё, однако, закончилось тем, что Молотов, Маленков и Каганович были всего лишь выведены из состава Президиума и из членов ЦК и отправлены на незначительные должности подальше от Москвы.

Это был, безусловно, драматический момент, но, всё же, наказание было несоизмеримо с преступлениями этих людей. После смерти Сталина от 50 до 100 сотрудников госбезопасности — тех, кто расстреливал и отличался особой жестокостью на допросах (один из них никак не мог вспомнить, пытал ли он Тодорского) — были привлечены к суду и примерно 28 человек приговорены к смертной казни, а остальные получили различные тюремные сроки. (Точные цифры до сих пор неизвестны.) Ещё 2370 человек получили административные наказания с лишением званий, наград, партийного членства — вплоть до пенсий [24] Последняя цифра взята из статьи В.П. Пирожкова (Неделя. 1989. № 26), который также сообщает, что к суду были привлечены 1342 человека. Никита Петров, чьи данные я привожу, убедительно доказывает завышенность этой цифры: Звенья. Под ред. Н.Г. Охотина и А.Б. Рогинского. Т. 1. М. 1991. С. 430–436. По поводу числа расстрелянных см. Новопашин Ю.С. // Вопросы истории. 2007. № 5. С. 54–55. По поводу примеров различных наказаний см. Кокурин и Петров. МВД. С. 114–118; Conquest Robert. Inside Stalin's Secret Police. — Stanford, CA, 1985. P. 155–157. По поводу Тодорского см. Черушев. 1937 год. С. 423–424. . Кроме того, не менее десятка высокопоставленных чинов покончили жизнь самоубийством, среди них — коменданты лагерей, генералы НКВД и Александр Фадеев, многолетний сталинский нарком литературы, который оказался сломлен хрущёвскими разоблачениями, внезапным возвращением репрессированных писателей и алкоголем {106} 106 Кокурин и Петров. МВД; Кокурин А. Гулаг // Свободная мысль. 2002. № 2. С. 98; Александр Фадеев. — М., 2001; Бузин Дмитрий. Александр Фадеев. — М., 2008; а также Burlatsky. Khrushchev. P. 18; Medvedevs. Unknown Stalin. P. 116–117. .

«Хрущёвские зеки» восприняли эти проявления торжества справедливости как первые шаги и умоляли лидера не останавливаться и привлечь к суду или по-иному наказать гораздо большее число людей. Хрущёв же не хотел «варфоломеевских ночей», как он это называл, и не хотел, без сомнения, по нескольким причинам. Он сам подписывал расстрельные списки и у него самого, как выяснил его поклонник Горбачёв, «руки в крови». («У меня руки по локоть в крови», — признавался пенсионер Хрущёв.) К тому же, хотя он и был теперь верховным лидером, он оставался уязвимым и не имел достаточной опоры в верхах. Наконец, как пересказывали другие его собственное объяснение, пришлось бы «отправить в заключение больше людей, чем освободилось при реабилитациях» {107} 107 Цит. по: Медведев Рой. Хрущёв. С. 97; Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 286; В Политбюро ЦК КПСС: по записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985–1991). — М., 2006. С. 323–324; Шатров Михаил // Свободная мысль. 1994. № 10. С. 22. Об уязвимости положения Хрущёва см. Khrushchev. Khrushchev on Khrushchev. P. 14. .

Однако в октябре 1961 года Хрущёв пошёл даже дальше, совершив свою самую серьёзную, с точки зрения последствий, атаку на сталинское прошлое и его многочисленных защитников. На XXII съезде партии он и его сторонники не только существенно расширили, по сравнению с 1956–1957 годами, объём разоблачений и обвинений, но и представили их публично. Впервые на страницах газет и в радиорепортажах, информировавших советских людей о работе съезда, прозвучали слова о «чудовищных преступлениях» и необходимости восстановления «исторической справедливости», а также шокирующие рассказы об арестах, пытках и убийствах, происходивших при Сталине по всей стране. (Бывший зек Солженицын, чьи романы об этом времени ещё не были опубликованы, был потрясен: «Давно я не помнил такого интересного чтения, как речи на XXII съезде!») {108} 108 Сараскина. Александр Солженицын. С. 478. Все цитаты в этом и следующем абзаце взяты из материалов XXII съезда. Т. 3. С. 121–122, 362, 402, 584. .