Алексей Юрчак - Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

См. главу 1.

По крайней мере, так действуют наиболее «чистые» перформативные высказывания, которые Остин называл «иллокутивными» — совершающими действие непосредственно в момент произнесения. Именно этот смысл перформативности мы в первую очередь рассматривали в книге. Иллокутивные высказывания отличаются от другого вида перформативных высказываний, которые Остин называл «перлокутивными» — то есть побудительными. В этом случае действие производится не самим высказыванием, в момент его произнесения, а позже, как следствие высказывания, — то есть высказывание побуждает кого-то к действию, само его не производя.

Такой «перформативный сдвиг» может произойти с любым обычным высказыванием, если оно ритуализируется. Например, вопрос «how are you?» (как дела!), который традиционно задают друг другу при встрече знакомые студенты американских университетов, в большинстве случаев потерял смысл вопроса. Констатирующая составляющая этого высказывания (вопроса, спрашивающего о конкретном факте — как ты себя чувствуешь? как у тебя дела?) почти сошла на нет; оно осталось чисто перформативной фразой — чистым приветствием, наподобие фразы «hi» (привет) или помахивания рукой. Именно поэтому на эту фразу обычно не отвечают, как на вопрос, а лишь говорят в ответ «hi», или произносят такое же ответное «how are you», или просто кивают.

«Негативная свобода» — это свобода от вмешательства других в личную жизнь, а «позитивная свобода» — это свобода для самореализации, то есть свобода от тех или иных социальных ограничений (классовых, тендерных и так далее).

См. особенно главы 3 и 7.

Иногда Агамбен также называет их «зонами неразличения» (zones ofindistinction), поскольку в них сложно провести четкое различие между нормой и отклонением от нее.

В субъектных зонах исключения субъект перестает быть или еще не становится полноправным гражданином суверенного государства. Подобными субъектами является, например, человек, находящийся в глубококоматозном (невозвратном) состоянии, или заключенный, приговоренный к смертной казни, или еще не родившийся ребенок. Примерами географических зон исключения являются приграничные районы с режимом пропусков, зоны исправительных колоний и лагерей, советские «закрытые» города, особые экономические зоны, зоны финансового офшора, а также зоны, в которых объединяются черты нескольких перечисленных пространств — например, специальная американская экстерриториальная тюрьма для террористов «Гуантанамо», расположенная внутри одноименной военной базы за пределами территории США. В связи с экстерриториальностью многие американские законы на нее не распространяются; из-за этого статуса исключения из нормы суверенного закона Соединенные Штаты содержат и допрашивают здесь большинство военнопленных, захваченных в рамках «войны с терроризмом».

Достаточно вспомнить, что Конституция СССР утверждала в качестве базового право граждан на свободное публичное самовыражение. На практике это право, как известно, было резко ограничено. Однако ограничение это официально объяснялось не как временная приостановка этого права в период чрезвычайного положения (войны или военного коммунизма), а как невозможность его применения к ненормальному субъекту или неполноценному гражданину — преступнику, врагу или психически больному человеку. Когда в мае 1983 года диктор Международного московского радио Владимир Данчев в прямом эфире на английском языке неожиданно осудил ввод советских войск в Афганистан, назвав его «советской агрессией в Афганистане», и призвал афганских повстанцев не складывать оружие, передача была прервана, а Данчев был помещен в психиатрическую больницу. На вопросы западных журналистов о наказании Данчева (его заявление, естественно, не прошло незамеченным на Западе) официальный представитель советского правительства ответил, что «он не был наказан, потому что больные люди не могут подвергаться наказанию» (см.: Chomsky 1986: 276).

В России начала 2010-х годов закон вновь все чаще работает по этому принципу.

Если за 1989 год ряды КПСС покинуло 140 тысяч человек, то за год с лета 1990-го (после XXVIII съезда КПСС) по лето 1991-го ряды партии покинули 4 миллиона человек (см.: СССР в цифрах в 1990 году: Краткий статистический сборник 1991: 104, 105; Константинов 2000).