Понсон Террайль - Капитан Мак

Донья Манча недолго беседовала с Сарой: не успел Лоредан уехать, как на улице послышались шаги множества людей, и у дверей лавки остановились носилки. Это был дон Фелипе д'Абадиос, приехавший за сестрой.

В ту ужасную ночь, когда дочь Лоредана чуть не попала в его власть, дон Фелипе ни на мгновение не снимал маску, и, следовательно, Сара никогда не видела его лица.

И тем не менее, когда он вошел, она вздрогнула и инстинктивно отодвинулась в тень.

- А, это вы, дон Фелипе?! - воскликнула донья Манча. - Победа! Серьга у меня будет.

- Когда?

- Завтра утром.

- Боже мой, - думала Сара, - где я могла слышать этот голос? И где я видела этот дикий, устрашающий взгляд?

Дон Фелипе увидел ее и поклонился. Его душило волнение. Он говорил себе: "Вот эта женщина, которая стала бы моей, если бы какой-то презренный искатель приключений ее у меня не отнял!"

Но, поскольку Сара очень побледнела, и видно было, что она вся во власти невыразимого ужаса, дон Фелипе счел более благоразумным поскорее уйти из лавки.

Поэтому, поклонившись девушке с деланным равнодушием, он сказал донье Манче:

- Ну, раз так, идемте. Все к лучшему... Уже поздно, и дома нас ждут.

Он подал сестре руку, еще раз поклонился Саре и вышел. Донья Манча простилась со взволнованной девушкой дружеским жестом. Жоб в это время, совершенно не обращая внимания на происходящее, запирал витрины и закрывал наружные ставни лавки.

Дон Фелипе сел в носилки вслед за сестрой.

- Что с вами? - спросила она. - Вы очень бледны.

- Я испытал сильное потрясение.

- Когда?

- Только что, когда снова увидел эту девушку.

- Как? Вы уже видели ее раньше?

- Да.

- А где?

- Эта та женщина, которую я хотел похитить в Блуа.

- Ах, - сказала донья Манча, - я надеюсь, что вы теперь откажетесь от ваших омерзительных планов?

- Почему откажусь?

- Но потому что ее отец оказывает нам серьезную услугу.

- Ах да, и верно, - усмехнулся дон Фелипе, - я и забыл про вашу серьгу. И где только черт помог вам ее потерять?

- Не знаю... Наверное, я обронила ее, когда сопротивлялась в темноте.

- Кому сопротивлялись?

- Но... ему...

- Дорогая моя, - сказал задумчиво дон Фелипе, - все, что с нами случилось за последние семь дней, воистину странно. При дворе ходит очень странный слух; мне его передал один из дворян брата короля.

- Какой слух?

- Утверждают, что в ту ночь, о которой мы с вами говорим, король, будто бы, и не покидал замка Блуа.

- О, что до этого, - воскликнула, смеясь, донья Манча, - то это действительно забавно.

- Вы так считаете?

- Да, потому что я еще чувствую на своих губах...

Она умолкла на полуслове. Дон Фелипе тоже замолчал и впал в задумчивость.

Носилки проехали по улице Сен-Дени, пересекли площадь Шатле, проследовали берегом и, наконец, подъехали к воротам известной гостиницы, где останавливались знатные вельможи и дворяне из провинции, у которых не было в Париже своего дома.

В этой гостинице, под вывеской "У Трауарского креста" и жили дон Фелипе д'Абадиос и его сестра.

Когда дверь отперли, дон Фелипе сказал донье Манче:

- Мне сейчас не уснуть. Разрешите пожелать вам доброй ночи.

- А вы куда направляетесь?

- На поиски приключений.

И, прикрыв лицо плащом и надвинув на лоб шляпу, дон Фелипе исчез, а донья Манча пошла в свои комнаты, мечтая о том времени, когда она, быть может, будет жить в Лувре.

Испанец проверил, легко ли его шпага выходит из ножен и пошел куда-то быстрым шагом. Он направлялся в тот заселенный простонародьем квартал, где раньше располагался Двор Чудес и думал:

- Эта малютка должна принадлежать мне во что бы то ни стало, и я думаю, что более удобного случая не представится, потому что сегодня ее отец находится в отсутствии.

Он прошел по улице Пти-Лион-Сен-Совер и вскоре вышел к тому месту, где находился бывший Двор Чудес.

На прилегающих улицах больше не встречались толпы цыган, которых разогнали королевские лучники.

Не видно было бочки, служившей троном, полуголых девиц, плясавший при свете факелов под звуки диковинных инструментов, и правящего суд на свой лад цыганского короля, именовавшего короля Франции своим двоюродным братом.

Вокруг чахлого костра лежало на земле и грелось человек двенадцать оборванцев, жалуясь друг другу на суровость наступивших времен.

- Да, - говорил один из них, - ремесло наше, друзья, больше ничего не стоит. У тех дворян, которые рискуют выходить, не боясь наших ножей, в карманах ни черта нет, а буржуа забиваются по домам с сигналом тушить огни; прошло то времечко, когда можно было честно заработать себе на жизнь.