Понсон Террайль - Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VIII)

Однако Крильону незачем было обращаться за правосудием к королю: он всегда сам расправлялся с врагами. Так и тут он ограничился тем, что сказал:

-Видите ли, Мовпен, обыкновенно я не бываю в шутливом настроении, но сегодня хочу сделать исключение...

-Это дастся вам не без труда!

-Может быть!.. Но раз вы превратились в шута, то я хочу сделать вам подарок.

-Да неужели?

-Я хочу подарить вам связку бубенчиков и привязать ее к тому месту вашего тела, которое мне больше всего нравится.

-А именно?

-К одному из ваших многочисленных плеч!

Мовпен закусил губу и сказал:

-Уж не хотите ли вы дать понять, что считаете меня горбатым?

-Ну вот еще,- спокойно ответил Крильон,- горбатые по большей части отличаются умом, а вы... вы - просто глупый уродец!

-Браво, Крильон! - крикнул король.

Мовпен кинул на герцога злобный взгляд, но не нашелся, что ответить. Считая, что у Крильона ему не повезло, он взялся за замаскированного, который скромно стоял в стороне, ожидая, что король обратится к нему еще с какими-нибудь вопросами.

-Ну-с, господин колдун,- сказал ему Мовпен,- раз уж вы такой мастер, то не погадаете ли и мне?

-С удовольствием,- ответил замаскированный, а затем, взяв руку шута и рассмотрев ее, продолжал: - У вас будет очень беспокойная жизнь!

-Да? Вот как! А в чем будет заключаться беспокойство?

-В том, что вы будете не раз и нещадно биты!

-Кем же это?

-Всеми, кого вы позволите себе оскорбить своими нескромными и неостроумными шутками.

Мовпен невольно схватился за эфес шпаги и крикнул:

-Ну, это мы еще посмотрим!

-А вот увидите, увидите! Это так же видно, как и то, что с вами произойдет двойное превращение: одно - в груди, а другое - в ножнах!

-То есть как же это?

-А вот как: шпага в ваших ножнах точно так же превратится в посох канатного плясуна, как душа дворянина превратилась в вашей груди в душу шута дурного характера. - Сказав это, замаскированный презрительно отвернулся от Мовпена и, обращаясь к королю, продолжал: - Насколько я могу судить, вашему величеству нечего больше спросить у меня? В таком случае разрешите мне уйти!

-И заплатите мне как следует за мои предсказанья! насмешливо добавил Мовпен.

-Ошибаетесь,- ледяным тоном возразил замаскированный,- я ровно ничего не беру за предсказание судьбы!

-Даже от короля? - спросил Генрих III.

-Именно от короля! - ответил незнакомец и, глубоко поклонившись, исчез в дверях.

Когда он вышел, Генрих III посмотрел на Крильона и сказал:

-Ну, что вы думаете об этом человеке, герцог?

-Ровно ничего, государь. Я не знаю, сказал ли он правду или солгал.

-Конечно, солгал,- вставил свое словцо Мовпен,- и ваше величество отлично поступите, если потребуете экипаж, чтобы отправиться в Шато-Тьерри.

-Но если этот человек сказал правду и брат уже умер?

-Ну, так это лишнее основание съездить в Шато- Тьерри, чтобы доставить оттуда тело почившего со всей помпой.

-Увы,- вздохнул король,- самые пышные похороны не воскрешают!

-Нет, конечно, но смягчают горе. А ведь ваше величество такой мастер в устройстве помпезных процессий! Я уверен, что торжественное перевезение тела герцога Франсуа будет чудом своего рода! Спереди пойдут кающиеся в белом, потом кающиеся в синем, потом серые монахи...

-Ты с ума сошел! - с негодованием перебил его король.Монахи должны идти впереди кающихся, так и в ритуале указывается!

При этих словах Крильон и Нансери переглянулись почти с испугом - уж слишком проступало в этом диалоге все убожество короля!

А Мовпен продолжал:

-После серых монахов - рота алебардистов...

-Ну уж нет! - перебил его король.- Я предпочитаю швейцарцев - у них более строгий костюм.

-Ладно, пусть пойдут швейцарцы! А после них мы пустим сотню конной гвардии!

-Вот это так! - согласился Генрих.

-Государь,- вмешался Крильон, начинавший уже бледнеть от злости,- мне кажется, что, прежде чем устраивать похороны его высочества, следовало бы узнать, действительно ли он умер!

-Вы правы, герцог. Я сейчас отправлюсь. Вы со мною?

-Вашему величеству известно, что я никогда не покидаю вашей августейшей особы! - сухо ответил Крильон.

В этот момент сквозь открытое окно донесся голос, жалобно возглашавший:

-Подайте, Христа ради! Подайте на монастырь бедных доминиканцев!

Король высунулся из окна и увидел молодого монашка, который, сидя верхом на осле, призывал верующих к молитве. У монашка были бледное лицо, пламенный взгляд, тонкие губы и оскаленные острые зубы, словно у хищного животного.