Вадим Нестеров: Иван Грозный

Как писал Карамзин, «…казалось, что Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером какого-то совершенства, великости и счастия на троне… Но здесь восходит первое облако над лучезарною главою юного Венценосца» [3].

Что же произошло? 1 марта 1553 г. молодой царь тяжело заболел – как свидетельствует летопись, «мало и людей знаяше» [28], то есть постоянно находился в беспамятстве и никого не узнавал. Чуда ждать не приходилось, казалось, едва поднявшаяся с колен страна вот-вот рухнет в пропасть очередной катастрофы. Перед российской элитой встал вопрос: как если не предотвратить, то хотя бы ослабить тяжелые последствия, неизбежные в случае смерти царя? И главным конечно же был вопрос наследования.

Сыну Ивана, царевичу Дмитрию, было всего несколько месяцев – он родился во время возвращения Грозного из казанского похода. История повторяется? Опять малолетний государь, опять регентское правление, опять подтачивающая страну борьба боярских группировок за власть… Неудивительно, что часть боярства задумалась об альтернативном варианте. А такой вариант был.

Новая система наследования – от отца к сыну – еще не успела закрепиться, и в памяти народа был свеж старый закон, когда правителю наследовал не сын, а младший брат. Единственный уцелевший во времена братоубийственной резни близкий родственник Ивана – его двоюродный брат Владимир Андреевич Старицкий – обещал стать неплохим царем.

Несмотря на то что отца Старицкого уморили в тюрьме во времена боярского правления, а сам Владимир еще ребенком вместе с матерью почти 4 года провел в заключении, выросшие кузены если и не дружили, то были в весьма неплохих отношениях. Владимир принимал активное участие в государственных делах и военных походах, часто заменяя брата на престоле во время его отсутствия – например в 1549 г., когда Иван IV возглавлял поход на Казань. Во время штурма Казани князь Владимир командовал царской дружиной, он со своим отрядом одним из первых ворвался в город и первым поздравил брата с победой.

Когда умирающий Иван пришел в себя и потребовал привести всех к присяге своему сыну, без разговоров присягу принес только «ближний круг». Другие же боярские роды, чувствующие себя обойденными, присягать «царю в пеленках» отказались, требуя сначала утвердить регентский совет с равномерным представительством сильнейших фамилий. В этом не было ничего удивительного. Все понимали, что после смерти Грозного Избранная рада не проживет и дня – без своего высокого покровителя ее худородные вожди не представляли собой ничего. Все их государственные таланты не имели никакого значения: за Адашевым и Сильвестром не было ни мощных боярских кланов, ни воинских дружин, ни земель, где можно собрать ополчение, ни даже больших денег.

Значит, все, как и несколько десятилетий назад, будет решать схватка боярских родов между собой. И здесь все козыри были у Захарьиных-Юрьевых: и без того один из самых сильных русских кланов многократно усилился после того, как его представительница стала царицей. Именно против будущей гегемонии Захарьиных и восстала Боярская дума. С полного ее одобрения Федор Адашев, отец царского любимца, и заявил тогда: «…сын твой, государь наш, еще в пеленицах, а владеть нами Захарьиным, Данилу з братьею, а мы уж от бояр до твоего возрасту беды видели многия» [24].

Некоторые тайно начали переговоры со Старицкими. Сам же удельный князь занял осторожную позицию – в итоге все-таки присягнул, но не сразу. Открыто взбунтовалась его мать, похоже, так и не простившая «москвичам» смерти мужа. Она трижды отказывалась приложить к «целовальной грамоте» своего сына его печать, глумилась, «что то, де, за целование, коли невольное» и вообще «много речей бранных говорила» [24].

До открытого бунта дело, впрочем, не дошло – Иван неожиданно пошел на поправку и вскоре встал на ноги. Однако случившееся оказало огромное влияние на характер Ивана и его мировоззрение. Он понял, сколь тонка грань между порядком и анархией и как быстро рушится то, что ты возводил годами. Боярские «брань велия и крик и шум велик, и слова многие бранныя» [27] у его постели, судя по всему, вновь вернули его в мрачную атмосферу детства. Он был добр и милостив, он во всем следовал советам убеждавших его жить праведно Алексея и Сильвестра – и что получил взамен?

Выздоровев, Иван вопреки советам Избранной рады уехал на длительное богомолье в Кириллов монастырь. Ему надо было о многом подумать. С одной стороны – давние друзья, которые настоятельно советуют приструнить родственников жены и успокоить народ. С другой – любимая жена, восставшая против друзей, которая чуть не каждый день намекает – пора бы, мол, уже своим умом жить, а не кого-то слушать. Возможно, на богомолье царь отправился именно затем, чтобы спокойно все обдумать и принять чью-то сторону.