Олег Пленков - Спартанцы Гитлера

История социальной утопии и идеологических мифов Третьего Рейха многогранна и многослойна, и в рамках одного — пусть даже капитального — исследования раскрыта быть не может. Предыдущая моя работа была посвящена идеологии Третьего Рейха, а также обусловленным ею как негативным, так и позитивным аспектам его социальной истории. Данная — вторая (и, вероятно, не последняя) по счету книга о социальных основах нацистского государства анализирует механизм взаимодействия государственных институтов — как старых, так и новых — Третьего Рейха между собой, а также их влияние на развитие немецкого общества. В частности, рассматриваются конкретные инструменты социальной политики нацистского государства, а также состояние немецкого общества как в целом, так и его отдельных групп: молодежи, крестьян, рабочих, женщин, среднего сословия.

Последовательное и по возможности беспристрастное воссоздание максимально полной картины истории Третьего Рейха создает благоприятные возможности для «проникновения» в его действительность, позволяет представить, как функционировали те или иные государственные институты, какова была логика развития отдельных социальных групп в немецком обществе.

Настоящая книга выявляет фундаментальный парадокс, характеризовавший внутреннее устройство нацистской Германии. Этот парадокс заключался в том, что идеологические цели и установки, вытекавшие из идеи создания «национальной общности», — часто шли вразрез с реальными направлениями эволюции как старых, так и новых институтов, а также с генеральным вектором социальных изменений нацистского государства. Иными словами, желаемое и требуемое нацистами очень редко соответствовало действительному положению дел в Третьем Рейхе.

В основу работы легли труды историков, социологов и других ученых, опубликовавших детальные монографии по отдельным вопросам истории Третьего Рейха. Я вполне сознаю, что широкие обобщения, которыми наполнена моя книга, возможны только благодаря этим дотошным исследованиям. В некоторых случаях я обращаюсь к опубликованным источникам, однако, в силу общего характера работы эти обращения не принципиальны и никакие новые источники, ранее неизвестные коллегам, я не использовал.

Непосредственным толчком к написанию этой книги послужил спецкурс по социальной истории Третьего Рейха, который я читал в течение ряда лет в Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург). Я очень благодарен коллегам по кафедре всеобщей истории, особенно Н.Б. Сторожеву, кафедре методики преподавания истории, особенно И.М. Николаеву, а также декану факультета социальных наук В.В. Барабанову за их интерес к моей работе, моральную поддержку в тяжелые моменты. Это, разумеется, не снимает ответственности с меня за возможные добросовестные заблуждения и вероятные ошибки в некоторых суждениях и оценках, по которым мне с коллегами иногда так и не удалось найти согласия.

Внутренняя логика развития государственных институтов и социальная история Третьего Рейха до сих пор практически не привлекали внимание отечественных историков. Причина, как очевидно, заключалась в стремлении не столько проанализировать и изучить, сколько просто осудить нацизм, принесший нашей стране столько горя и страданий.

Это простое осуждение, однако, не дает ничего в понимании природы национал-социализма, не позволяет по-настоящему выявить суть того, что же действительно произошло в Германии в 30–40 гг. XX в. В отношении этого периода немецкой истории существует огромное количество стереотипов, которые сильно упрощают и представляют одномерной целую эпоху в развитии не только Германии, но и вместе с ней и всей Европы, а равно самые интересные, динамичные и до предела насыщенные событиями годы XX в.

Упомянутые стереотипы, экономя усилия познающего при восприятии сложных социальных явлений прошлого, на первый взгляд, призваны «защитить» нынешние — либерально-демократические — ценностные позиции и претензии. Однако эта «защита» оказывается фиктивной, поскольку не дает подлинного понимания природы зла и, следовательно, обезоруживает перед ним как нынешние, так и грядущие поколения. А ведь эта природа, по всей видимости, вполне элементарна — и именно по этой причине она оставалась «невидима» для немцев в нацистские времена. Дело в том, что в жизни сочетание преступления и нормы гораздо сложней и тоньше, чем в теории, и потому в повседневности зачастую существует неуловимая диалектика взаимодействия недопустимого и нормального. Поэтому ответ на вопрос о природе зла равносилен ответу на вопрос о том, где пролегает рубеж, за которым «дозированное зло» вдруг превращается в «диалектическую доминанту», становясь основой социального бытия.