Этот выстрел принадлежал одному из стрелков из Роборо.
Мой восторг был, впрочем, скоро охлажден следующей пулей, принесшей пять очков армейцам.
Следующий выстрел снова попал в «быка», но был моментально отквитан противной партией.
К концу отдела стрельбы на короткую дистанцию обе группы стрелков имели по сорок девять очков из максимума в пятьдесят, то есть игра вышла вничью.
— Это становится интересно, — сказал Чарли, подходя к трибуне. — Через несколько минут мы приступим к дистанция в пятьсот ярдов.
— О, Чарли, — вне себя от волнения вскричала Фанни, — ради Бога не осрамитесь!
— Я сделаю все, что могу, — весело уверил ее Чарли.
— Пока что вы все время попадали в глаз, — вмешалась я.
— Да, но это не так легко, когда приходится подымать мушку. Но мы сделаем все, что в наших силах. Они набрали себе отличных стрелков на большие дистанции. Подите сюда на минуту, Лотти.
— В чем дело, Чарли? — спросила я, когда он отвел меня в сторону.
Я видела у него на лице выражение тревоги.
— Опять этот субъект, — недовольно проворчал он. — И кой черт принес его сюда? А я уж думал, что мы никогда не встретимся с ним.
— Какой субъект? — заикаясь, спросила я, чувствуя, как сердце у меня сжимается каким-то смутным предчувствием.
— Да эта шельма-швед, как его… Октавий Гастер.
Я проследила глазами за взором Чарли и убедилась, что он прав.
На бугорке, совсем близко от того места, где лежали стрелки, чернел высокий угловатый силуэт иностранца.
Он как будто не обращал никакого внимания на сенсацию, производимую его странной фигурой среди окружавшей его толпы плотных, грубо сколоченных крестьян.
Он вытягивал то в одну, то в другую сторону свою длинную худую шею, как бы отыскивая кого-то.
Его взор упал на нас с Чарли в тот самый момент, когда мы внимательно смотрели на него; несмотря на отделявшее нас расстояние, мне почудилось, что глаза его сверкнули лучом ненависти и торжества.
Мной овладело странное предчувствие, я обеими руками уцепилась за руку любимого человека.
— О! Чарли, — вскричала я, — не покидайте меня, откажитесь от участия в состязании — придумайте какой-нибудь предлог и поедемте домой!..
— Какие глупости, малютка моя, — весело смеясь, перебил он. — Чего вы так вдруг испугались?
— Это он, все он!
— Не будьте же такой глупенькой, дорогая. Судя по вашим отзывам о нем, это выходит не человек, а какой-то полубог. Но вот и звонок. Нам надо расстаться.
— Хорошо, — вскричала я, идя вслед за Чарли, — тогда обещайте мне не приближаться к нему!
— Хорошо, хорошо.
Мне пришлось удовольствоваться этой уступкой.
Стрельба на дистанцию в пятьсот ярдов тоже вышла очень горячей и интересной.
Вначале Роборо опередило противников на два очка, но потом ряд попаданий в бычачий глаз одного из лучших стрелков последних склонило победу на их сторону.
Этот отдел состязаний кончился поражением нашей группы, уступившей армейцам три очка — результат, встреченный громом аплодисментов плимутцев и вытянутыми лицами крестьян.
Все время стрельбы Октавий Гастер оставался неподвижен и бесстрастен на бугорке, на котором поместился с самого начала.
Мне казалось, что он мало обращает внимания на зрелище: он стоял, повернувшись вполоборота к маркерам у мишеней и бесцельно устремив глаза вдаль.
Один момент он обернулся ко мне профилем.
Мне почудилось, будто его губы быстро двигаются, точно шепча молитву. Возможно, впрочем, что это был лишь обман зрения, вызванный вибрацией горячего летнего воздуха.
Как бы там ни было, но я ясно помню, что видела движение этих губ.
Скоро было приступлено к стрельбе на наибольшую дистанцию, результат которой должен был решить исход всего состязания.
Стрелки из Роборо приступили к делу с мрачной решимостью наверстать упущенные три очка; с другой стороны, и пехотинцы давали себе слово не уступать.
Послышались выстрелы.
Волнение зрителей возросло до такой степени, что они сгрудились кругом стрелков и разражались взрывом аплодисментов при каждом попадании в бычачий глаз.
Мы, со своей стороны, тоже поддались общему увлечению, сошли с трибуны и смешались с толпой, решаясь терпеливо вынести толкотню и давку, лишь бы не упустить ничего из работы наших чемпионов.
Солдаты набили себе семнадцать очков, наши — шестнадцать.
Местные жители были сильно разочарованы. Тем не менее положение улучшилось, когда обе стороны сравнялись на двадцати четырех, и прояснилось окончательно, когда наши считали за собой тридцать два против тридцати их противников.
Читать дальше