Артур Конан-Дойль - Роковой выстрел

— Продолжайте, Гастер, — сказал Чарли.

— А лучше поверните на другой галс, — предложил моряк.

— Никогда, — возразил швед, не обращая внимания на иронию. — Мы видим, что материя существует независимо от духа. Почему же не предположить существования духа вне материи?

— Предположим, — вставил лейтенант.

— У нас есть и доказательство этому, — продолжал Гастер с горящими одушевлением глазами. — В этом невозможно сомневаться, прочтя книгу Штейнберга о духах, или труд великой американки мадам Крау. А Густав фон-Шпее, который встретил своего брата на улицах Страсбурга, между тем как этот брат утонул три месяца назад в Тихом Океане? А спирит Юм, который парил средь бела дня над крышами парижских домов? Кто не слыхал никогда голосов умерших близких? Я сам…

— Ну, ну? Что же вы сами? — заговорили мы наперебой.

— Нет, это так только… не в счет, — произнес Гастер, проводя рукой по лбу и делая видимое усилие взять себя в руки. — Правду говоря, теперешний наш разговор слишком грустен для такой чудесной обстановки, и нам бы лучше избрать другой предмет.

И нам, несмотря на все старания, так и не удалось вытянуть из Гастера ни слова насчет его собственной причастности к сверхъестественному.

Пикник наш удался блестяще.

Близкая разлука как будто подстрекала каждого из нас лезть из кожи, чтобы поддержать общее веселье.

После состязания в стрельбе Джек должен возвратиться на свое судно, а Тревор в университет.

Нам же с Чарли приходилось становиться к венцу и жить вместе — солидной, всеми уважаемой супружеской четой.

Это состязание в стрельбе вызывало среди нас массу разговоров.

Стрельба была всегдашним «дада» Чарли.

Он был капитаном команды девонских стрелков-волонтеров, сформированной в Роборо, которая хвасталась тем, что имеет в своих рядах большинство лучших стрелков графства.

Соперником этой команды на состязании должна была выступить группа избранных стрелков Плимутского гарнизона; такими противниками нельзя было пренебрегать, и потому исход соревнования представлялся знатокам сомнительным.

— Тир находится не дальше, чем в миле расстояния от Тойнби-Холла, говорил мне Чарли. — Мы поедем туда в экипаже, и вы увидите, как мы их отделаем. Вы принесете мне счастье, Лотти, — вполголоса прибавлял он. — Я вполне уверен в этом.

О! Мой бедный дорогой возлюбленный! Ну и счастье же я вам принесла…

Этот прекрасный летний день был омрачен для меня одним темным облачком.

Я уже не могла долее сомневаться в справедливости подозрений моей мамы и в любви ко мне Октавия Гастера.

По пути с пикника он не спускал с меня глаз.

Кроме того, во всех его речах ко мне слышался оттенок, говоривший больше и ярче слов.

Я чувствовала себя точно на иголках, я боялась, как бы Чарли не заметил чего-нибудь, так как знала его вспыльчивый характер. Но ему даже в голову не приходила мысль о таком вероломстве.

Только раз он с добродушным удивлением поднял глаза на Гастера, когда тот настоял на том, чтобы освободить меня от букета, который я держала в руках; но это удивление скоро сменилось улыбкой: он отнес эту внимательность к обычной услужливости Гастера.

Мне в ту минуту стало только жаль чужестранца и неловко за то, что я служу косвенной причиной его несчастья.

Я думала о том, какая это мука для такого сурового, серьезного человека быть жертвой жгучей страсти, о которой ему запрещают заикнуться хоть словом честь и самолюбие.

Увы! Я не принимала в расчет бесстыдство и беспринципность этого человека, в которых мне скоро пришлось убедиться на опыте.

В конце нашего сада была беседка, которая долго служила для нас с Чарли нашим любимым местом свиданий.

Она была вдвойне дороже, благодаря тому, что именно в ней мы впервые обменялись словами любви.

Я рассчитывала обождать там Чарли, который должен был прийти в беседку, когда выкурит сигару в обществе прочих гостей Тойнби-Холла.

В этот вечер он задержался, как мне показалось дольше обыкновенного.

Я ждала его с нетерпением. Каждую минуту я подходила к порогу беседки, ожидая, не услышу ли его походку.

Вернувшись от порога, я только что собиралась сесть на скамейку, как услыхала шаги на дорожке и увидала чью-то тень.

Я с радостной улыбкой устремилась к дверям; но улыбка моментально сменилась выражением удивления и даже страха, когда я увидела перед собой худую бледную физиономию Октавия Гастера.

В его манере и в самом деле было нечто, способное внушить недоверие любой женщине на моем месте.