Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.11

Теперь отвечаю про себя. Когда я пишу беллетристику, то стараюсь быть экстравертом. Когда небеллетристику («Аристономию», например) — не стараюсь, а остаюсь самим собой. На втором этапе своей писательской карьеры я попробовал смикшировать одно с другим, написал два экстравертно-интровертных романа («Внеклассное чтение» и «Красного петуха»), но быстро понял, что это нечестно и неправильно. Люди ждали Деда Мороза, а я достал из мешка с подарками вместо пряников зубастых крокодилов…

Писатель-интроверт и его внутренний мир

С тех пор я пишу экстравертное и интровертное сепаратно. По обложке очередной книжки сразу видно, чт? в мешке. Если изображено нечто забавное и затейное — читайте, не бойтесь. Если серое и мрачное — я честно предупредил.

Почувствуйте разницу

Из комментариев к посту:

chereisky

«Внеклассное чтение» и «Красного петуха» я отношу к лучшим произведениям Акунина — и не вопреки выглядывающим оттуда "крокодилам", а благодаря им.

arfagrafia

Забавно, что я сейчас перечитываю дневники М. Пришвина, где он размышляет о природе писательства.

Так, он разделял всех писателей на писателей с воображением и без воображения (видимо, интровертов и экстравертов?))

"Достоевский и Гоголь — писатели с воображением. Пушкин, Толстой, Тургенев исходили от натуры. Я пишу исключительно о своем опыте, у меня нет воображения" (М. Пришвин, Дневники 28–29 гг).

Еще он говорил, что " можно всех писателей разбить на 2 группы: одни писатели умнее своего таланта, другие — талантливей своего ума. Но есть промежуточная группа писателей, которые стремятся быть умнее своего таланта (Лев Толстой)" (М. Пришвин. "Мой очерк").

miki7071

Уважаемый ГШ, Ваша классификация(понимя ее условность) порождает много вопросов конкретных и общих, например:

— Достоевский к какому классу относится, или, скажем, Булгаков?

— Библию куда отнести?

— мощная интровертная энергетика как влияет на читателя?

borisakunin

Во времена Достоевского этого разделения еще не произошло. Булгаков же, по-моему, классический — самый лучший — беллетрист. (Это не ругательное слово, а обозначение жанра).

19 декабря, 13:20

Граф де Лас-Касас, наполеоновский секретарь на острове Святой Елены, в записи от 20 января 1817 года сообщает, что к его заболевшему сыну приходил «медицинский джентльмен»: «…мальчик лет восемнадцати, видом, манерами и голосом похожий на женщину. Про этого доктора Барри мне сказали, что он невероятный феномен. Якобы он получил диплом в тринадцать лет, после строжайших экзаменов, и в Кейптауне прославился как превосходный лекарь».

Вот так Барри выглядел в те годы

Если бы Лас-Касас знал истинную историю Джеймса Барри, он поразился бы не возрасту юного эскулапа (которому на самом деле было не восемнадцать, а двадцать восемь — десять лет доктор себе убавил, чтобы отсутствие растительности на лице не выглядело странным), а иному обстоятельству, по тем временам совершенно фантастическому. Военный врач Джеймс Барри на самом деле был женщиной и родился, то есть родилась с именем Маргарет-Энн.

Биографию этой поразительной леди, то есть джентльмена, то есть все-таки леди, я внимательно проштудировал, когда готовился писать роман «Сокол и ласточка». Меня тогда интересовали подлинные истории женщин, которые долгое время успешно выдавали себя за мужчин. Маргарет-Энн делала это на протяжении пятидесяти шести лет и сохранила тайну до самого конца. Настоящий пол доктора Барри был раскрыт лишь после смерти. Во избежание скандала военное ведомство засекретило ужасный факт на сто лет — ведь Барри был не просто врачом, а генерал-инспектором госпиталей, то есть главным начальником всей военной медицины.

Примечательны мотивы, по которым ирландская девица из приличной семьи пустилась в эту пожизненную авантюру. Ничего романтического или альтруистического там не было — мол, мечтаю лечить людей, а женщине в медицину дорога закрыта. Просто семья разорилась, девушка осталась бесприданницей, надо было приискать способ добывать хлеб насущный, а врачи зарабатывали намного больше, чем гувернантки или компаньонки.