Борис Миронов: Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации

«Социальная история» создавалась как плановое задание СПбИИ в 1993–2000 гг., отведенное мне для подготовки монографии «Урбанизация и социально-экономическое развитие города и деревни в России XVIII — начала XX в.» (25 а.л.). Работа шла хорошо; я расширил ее проблематику и объем, в результате чего она превратилась в двухтомную книгу «Социальная история России периода империи» объемом около 100 а.л. Проблема урбанизации стала ее составной частью. За полгода до окончания планового срока мне даже удалось книгу опубликовать по издательскому гранту РГНФ без обсуждения в СПбИИ, поскольку мои предыдущие плановые работы я всегда заканчивал раньше планового срока, вызывая неудовольствие дирекции. Когда наступил срок отчета, в 2000 г., я предъявил опубликованную книгу для фиксации выполнения плана. Однако ученый секретарь СПбИИ Б.Б. Дубенцов обязал меня выделить из «Социальной» истории часть, связанную с проблемой урбанизации, на 25 а.л. и в виде рукописи представить для отчета и обсуждения. На мой недоуменный вопрос: «Зачем, если я имел задание создать крыло самолета, а построил целый самолет?», мне ответили: «Надо отчитаться только за план». И только эта, четвертая, часть книги в июле 2000 г. была рассмотрена и одобрена. Тогда я полагал, что это просто бюрократический ригоризм. Но позднее стало ясно — дело в другом: утверждение книги в качестве выполненного планового задания означало бы одобрение Ученым советом института моего труда, с чем ни при каких обстоятельствах не хотели согласиться руководители авторского коллектива указанных общих трудов, хотя другие их участники смотрели на это, на мой взгляд, достаточно спокойно.

Имелась и другая причина. В январе 2001 г. Т.В. Буланина (директор издательства «Дм. Буланин», опубликовавшего «Социальную историю») обратилась к директору СПбИИ с просьбой направить книгу на Макариевский конкурс (на соискание премии памяти митрополита Московского и Коломенского Макария). Он поначалу поддержал эту идею. Издательство подготовило необходимые документы. Однако вмешались те же влиятельные люди и убедили директора отказаться от намерения посылать книгу на конкурс. Тогда я решил апеллировать к Ученому совету института, но администрация в ответ на мою просьбу провела административное совещание из зав. отделами А.А. Фурсенко, Р.Ш. Ганелина (он временно выполнял обязанности зав. Отделом новой истории), В.М. Панеяха и четырех других, которое приняло решение в принципе не выдвигать на премии книги, которые не прошли обсуждение на Ученом совете и не имеют грифа СПбИИ. Это решение дирекция провела через Ученый совет (не называя мою фамилию), и таким образом раз и навсегда решила проблему — как не выдвигать нежеланные книги на премии, поскольку по действующим правилам право выдвижения на премии принадлежит в большинстве случаев исключительно организациям, где работает автор.

Между тем «Социальная история» получила отличную прессу. В 2000 г. она вышла вторым изданием, переведена на английский и китайский языки. По-видимому, ни одна работа, из написанных сотрудниками СПбИИ, не имела такого резонанса и не получала столько положительных откликов. Мне известно более 30 рецензий и 6 коллективных обсуждений, в которых приняло участие более 80 человек. Готовилось третье издание. По просьбе издательства в сентябре 2002 г. я возбудил ходатайство о получении институтского грифа для 3-го издания «Социальной истории». Даже А.А. Фурсенко первоначально поддержал идею, и дирекция предложила устроить совместное заседание отделов древней и новой истории для обсуждения книги. Но под давлением влиятельных людей дирекция решила гриф не давать и обсуждение книги не устраивать. Формальный аргумент — первое издание «Социальной истории» вышло без одобрения Института, а на самом деле, на мой взгляд, по причине расхождения во взглядах с руководителями коллективных монографий. Мотивом против выдвижения книги на премию, вероятно, послужило опасение, что получение премии может поспособствовать повышению престижа оптимистической концепции.

Задним числом жаль, что мои оппоненты не проявили толерантность. В 2000-е гг. разные точки зрения на принципиальные вопросы уже могли спокойно сосуществовать без ущерба для имиджа их авторов. Признание права на существование моей концепции не нанесло бы ущерба и престижу СПбИИ. Но, к сожалению, как я предполагаю, сработал старый стереотип: истина — одна, и правильной может быть одна точка зрения.