Борис Миронов - Страсти по революции - Нравы в российской историографии в век информации

Н.А. Иванова утверждает: «Миронов игнорирует то обстоятельство, что Россия и (западноевропейские. — Б.М.) страны находились на различных ступенях исторического развития». Между тем, думаю и пишу, что Россия живет в другом часовом поясе. Доказательству и объяснению отставания России посвящена книга «Социальная история», известная критику {99} .

К сожалению, у меня нет возможности продолжать дискуссию с уважаемым оппонентом. Но предполагаю: приведенных примеров достаточно, чтобы сделать правильное заключение о том, чьи суждения доказательнее.

Благодарен С.В. Куликову за поддержку моего тезиса, согласно которому императорская Россия являлась нормальной европейской страной, а не утконосом; как он изящно выразился: «Миронов открыл новую “старую” Россию». Мне самому идея нормальности в отличие от идеи уникальности нравится: это создает возможность для извлечения уроков из опыта других европейских стран, идти с ними в ногу, да и им служить иногда примером. Эта точка зрения находит все большую поддержку и в зарубежной историографии {100} . Согласен с С.В. Куликовым: «любая революция — хорошо отрежиссированный спектакль». Добавил бы только — победившая революция, так как неуспешная революция — это, как правило, плохо отрежиссированный спектакль.

Мне лестно, что И.В. Поткина высоко оценила междисциплинарный характер, системность, фундированность моего исследования и самостоятельность моего анализа. Действительно, без этих составляющих создать подобную книгу невозможно. Абсолютно согласен с ней: без длинных динамических рядов социально-экономическая история России останется неполноценной. Мне известны пять рядов за двести с лишним лет — рост российских мужчин, цены в Петербурге, хлебные цены в России, население и обороты внешней торговли. Три первых динамических ряда построены мною и представлены в книге. Их создание потребовало огромных усилий. Было бы замечательно, если бы каждый историк социально-экономического профиля оставлял после себя хотя бы один длинный динамический ряд.

Не имею привычки отвечать на отзывы, пышущие недоброжелательностью и злостью, наполненные беспочвенными обвинениями. Но, к моему сожалению, сейчас невозможно уклониться от ответа: читатель может понять это как неспособность защититься. В.П. Булдаков уже совершенно несправедливо укоряет меня: якобы я не ответил на критику В.Л. Дьячкова и С.А. Нефедова {101} .

В.П. Булдаков: «дикие крики озлобленья»

Десять лет назад В.П. Булдаков принял участие в «круглом столе» «Российской истории» по моей предыдущей книге «Социальная история». Тогда он наговорил много комплиментов: «Значение книги, автор которой выступил с открытым забралом, думается, в том и состоит, что она открывает путь к преодолению основных наших заблуждений относительно российского прошлого» {102} . Он опубликовал две рецензии, также высоко оценивших мой труд. Но отношение к новой монографии у В.П. Булдакова резко негативное. Он обвиняет меня в «биологическом детерминизме», утверждает: монография не имеет никакого отношения к истории (впрочем, как и все мои клиометрические работы). Более того, он назвал мои «антропометрические приемы аморальными»?! Что же случилось? Почему книга, являющаяся продолжением «Социальной истории», можно сказать, третьим ее томом, и написанная в том же ключе — с клиометрическими расчетами, с использованием антропометрических данных, с принципиально теми же выводами, привела критика в такое негодование?

Может быть, в течение последних десяти лет у В.П. Булдакова изменились исторические взгляды и моральные принципы? Про последние не знаю, но относительно исторических взглядов в предисловии ко 2-му изданию книги «Красная смута» он прямо говорит: «Конечно, за прошедшие годы (с 1997 г. — Б.М.) мои взгляды претерпели изменения — иначе не бывает. Но, выпуская вдвое разбухшую книгу под старым названием, хотелось бы подчеркнуть, что они скорее усложнились, нежели принципиально изменились» {103} . Действительно, если сравнивать два издания, не видно различий в концепции. Если суммировать выводы В.П. Булдакова относительно проблем, затронутых в моей книге «Благосостояние», — предпосылок и причин революции 1917 г., то они остались прежними и сводятся к следующему (признаюсь, сделать это можно весьма приблизительно по причине сумбурности и смутности его мысли, вычурности языка, чрезмерно и намеренно усложненного изложения, весьма своеобразного понимания значения некоторых слов и многословия — подробнее об этом ниже).