Иоганн Гёте - Учение о цвете. Теория познания

Чтобы осуществить это, хотя бы до некоторой степени, в какой — нибудь области, необходимы усидчивые и систематичные занятия. Вот почему мы находим, что люди предпочитают каким- нибудь общим теоретическим воззрением, каким — нибудь способом об’яснения просто устранить явления, вместо того, чтобы дать себе труд изучить единичное и построить нечто дельное.

Опыт установления и сопоставления цветовых явлений был сделан только два раза, первый раз Теофрастом, второй — Бойлем. Настоящему опыту не откажут в третьем месте.

Ближайшее рассказывает нам история. Здесь мы заметил только, что в истекшем столетии о таком сопоставлении нечего было и думать, так как Ньютон положил в оспову своей гипотезы сложный и производный эксперимент, к которому искусственно сводили, педантично расставив их вокруг, все остальные навязывающиеся явления, если их не удавалось замолчать и устранить: так пришлось бы поступать астроному, которому вздумалось бы поместить в центр нашей системы луну. Ему пришлось бы заставить двигаться вокруг второстепенного тела землю и солнце с остальными планетами, и путем искусственных вычислений и представлений прикрывать и разукрашивать, ошибочность своего первого допущения.

Пойдем теперь, не забывая того, что было сказано в предисловии, дальше. Там мы приняли за данное свет, здесь мы делаем то же самое с глазом. Мы сказали, что вся природа раскрывается посредством цвета чувству зрения. Теперь мы утверждаем, хотя это и звучит несколько странно, что глаз вовсе не видит Формы, и только свет, темнота и цвет составляют вместе то, что отличает для глаза предмет от предмета и одну часть предмета от другой. Так из этих элементов мы строим видимый мир и. тем самым создаем возможность живописи, которая в состоянии вызвать на полотне видимый мир, гораздо более совершенный, чем действительный.

Глаз обязан своим существованием свету. Из безразличных животных вспомогательных органов свет вызывает к жизни орган, который должен стать его подобием; так глаз образуется с помощью света для света, чтобы внутренний свет выступил навстречу внешнему.

Нам приходит при этом на память древняя ионийская школа, которая все повторяла с такой значительностью, что только подобным познается подобное; также и слова древнего мистика, которые мы передадим в таких рифмах:

Это непосредственное родство света и глаза никто пе будет отрицать; но представить их себе как одно и то же является уж более трудным. Будет, однако, понятнее, если сказать, что в глазе живет покоящийся свет, который возбуждается при малейшем поводе изнутри или снаружи. Силой воображения мы можем вызывать в темноте самые яркие образы. Во сне предметы являются нам в полном дневном освещении. На яву мы замечаем малейшее внешнее воздействие света; и даже при механическом толчке в этом органе возникают свет и цвета.

Но, быть может, те, кто привык придерживаться известного порядка, заметят здесь, что мы ведь до сих пор еще не высказали ясно, что же такое самый свет? От этого вопроса нам хотелось бы вновь уклониться и сослаться на наше изложение, где мы обстоятельно показали, как цвет является пам. Здесь нам ничего не остается, как повторить: цвет есть закопомерпая природа в отношении к чувству зрения. И здесь мы должны допустить, что у человека есть это чувство, что он знает воздействие природы па это чувство: со слепым нечего говорить о цветах.

Но чтобы не показалось, что мы уж очень трусливо уклоняемся от об’яспения, мы следующим описательным образом изложим сказанное: цвет есть элементарное явление природы, которое раскрывается чувству зрения, обнаруживается, подобно всем прочим, в разделении и противоположении, смешении и соединении, передаче и распределении, и т. д., и в этих общих Формулах природы лучше всего может быть созерцаемо и понято.

Этот способ представлять себе предмет мы никому не можем навязать. Кто найдет его удобным, каким он является для нас, охотно примет его. Так же мало у пас желания в борьбе и споре отстаивать его в будущем. Ведь с давних пор было несколько опасно говорить о цвете, так что один из наших предшественников решается сказать: когда быку показывают красный платок, он приходит в ярость; философ же, как только заговоришь с ним о цвете вообще, начинает бесноваться.