Иоганн Гёте - Учение о цвете. Теория познания

Заметим при этом, что найдеио еще далеко недостаточно прилагательных для выражения различных характеров. Для опыта мы воспользуемся символически различиями, которые употребляются в Физическом учении о плотности тел; мы скажем, что бывают характеры крепкие, твердые, плотные, упругие, гибкие, мягкие, тягучие, упорные, вязкие, жидкие, и кто зпает, какие гам еще. Характер Ньютона мы причислили бы к упорным (starr), как и его теория цветов является окостенелым арегси.

В данный момент нас касается только отношение характера к истине и заблуждению. Характер остается одинаковым, отдастся ли оп во власть первой или второго; и потому мы нисколько не умаляем того высокого уважения, которое мы питаем к Ньютону, утверждая: как человек, как наблюдатель он впал в заблуждение; как человек характера, как глава секты оп именпо тем и проявил сильнее всего свое упорство, что это заблуждение, вопреки всем внешним и внутренним предостережениям, он твердо отстаивал до своего конца, — мало того, все больше разрабатывал и пытался распространить, укрепить его и вооружить против всех нападений…

Однако, этим разрешена еще не вся загадка; за этим кроется исчто еще более таипствсинос. Дело в том, что в человеке может появиться высшее сознаипе, так что оп приобретает возможность до известной степени обозреть необходимую, присущую ему природу, в которой оп пичего не может измепить со всей своей свободой. Достигнуть здесь полной ясности почти невозможно; бранить себя в отдельные моменты, правда, удается, но никому пе дапо — все время порицать себя. Если не хвататься за обычное средство сваливать своп недостатки иа обстоятельства, иа других людей, то, в конце концов, из конфликта разумно сулящего сознания с натурой, которая хотя и модифицируема, но неизменна, возникает особого рода ирония по отношению к самому себе, так что к своим ошибкам и заблуждениям мы относимся с шуткой, как к певоспитапным детям, которые без своих шалостей, быть может, пе были бы нам так дороги.

Эта ирония, это сознание, снисходящее к собственным недостаткам, играющее своими заблуждениями и предоставляющее им гем больше простора, что, в конце концов, оно надеется спра- шггься с ними, может проявляться у разных субъектов в различной степени, и мы охотно взялись бы, пе будь это слишком риско- шнным, установить такую галлерею характеров на основании «иных и отошедших образцов. Если бы затем дело вполне выяснилось па примерах, никто пе обратился бы к нам с упреком, найдя в этом ряду и Ньютона, у которого, несомненно, было смутное чувство своей неправоты.

Как ипаче было бы возможно для одного из первых математиков пользоваться такой пародией на метод (Unmethode), что \же в лекциях по оптике, желая установить различную преломляемость, он приводит лишь в самом конце опыт с парал- лельпымн средами (Mitteln), относящийся к самому началу; как мог человек, для которого важио было бы в полном об’еме познакомить своих учеников с явлениями, чтобы построить на пих приемлемую теорию, — как мог такой человек трактовать субъектив- ные явления — лишь в коице, н отнюдь не в известном параллелизме с об’ективпыми; как мог он об’явпть пх неудобными, тогда как онн без сомнения самые удобные — если только не желать уклониться от прпроды и обеспечить от пее свое предвзятое мнение? Природа не высказывает ппчего, что было бы ей самой пеудобпо; тем хуже, если она становится неудобпой какому — нибудь теоретику.

После всего сказанного, так как этические проблемы могут решаться весьма различными способами, — мы приведем еще такую догадку: быть может, Ньютону потому именно так нравилась его теория, что прп каждом эмпирическом шаге опа пред’являла к нему новые трудности. Так, один математик говорит: c’cst la coutume des geometres de s’dlever de difficu^s en difflcult£s, et тёше de s’en former sans cesse de nouvelles, pour avoir le plaisir de les surmonter [16] «Обычай геометров — восходить от трудностей к трудностям, и даже неустанно создавать себе новые трудности, чтобы иметь удовольствие преодолевать их». )…

…Всякое заблуждение, непосредственно вытекающее из человека и из окружающих его условий — простительно, часто даже почтенно; но не все последователи этого заблуждения заслуживают такого снисходительного отпошеиня. Повторенная чужими устами истина уже теряет свою прелесть; повторенное чужими устами заблуждение кажется пошлым и смешным. Отделаться от собственного заблуждения трудно, часто невозможно даже при большом уме н больших талантах; но кто воспринимает чужое заблуждение и упрямо держится за него, тот обнаруживает весьма невеликие способности. Упорство оригинально заблуждающегося может рассердить нас; упрямство человека, копирующего заблуж — деппе, вызывает досаду и раздражение. И если в споре против ньютонова учения мы иногда выходили из границ сдержанности, то всю випу мы возлагаем па школу, у которой некомпетентность и самомнение, лень н самодовольство, злоба и жажда преследования стоят в полном соответствии и равповесии друг е другом.