Вольдемар Смилга - Очевидное? Нет, еще неизведанное…

Понятие одновременности событий в разных точках пространства у Эйнштейна естественным образом вытекает из обобщения опыта.

И в «классике» и у Эйнштейна понятие одновременности основано на принципе причинности. В природе нет другого образа одновременности двух событий, кроме принципиальной невозможности между ними причинной связи [67] .

Не останавливаясь на прочих тонкостях, связанных с понятием одновременности (а их осталось очень много), подчеркнем только, в чем существенное отличие понятия одновременности по Эйнштейну от классических взглядов.

Пока речь идет об одновременности событий, происходящих в одной точке, все спокойно, теория относительности совершенно не нарушает классических представлений. Но как только анализируется понятие одновременности двух событий, удаленных друг от друга, положение меняется.

Следуя за Эйнштейном, примем, что максимальная скорость передачи информации хотя и очень велика (300 тысяч км/сек ), но все же конечна. Тогда, чтобы сигнал о событии A дошел в точку ( x B; y B; z B), принципиально необходим некоторый промежуток времени. И любое из событий B 1, В 2, B 3… в точке ( x B; y B; z B), которое произошло в момент времени, попадающий в этот промежуток, принципиально не может быть причинно связано с событием A . Какое из этих событий одновременно с A ? Можно ли все их считать одновременными? Это явно нехорошо. Нужно выбрать какое-то одно событие B и объявить его одновременным с A . Но какое?

Невольно очень хочется сказать: «Ну, ясно, какое событие одновременно с A . То, которое произошло в тот же момент времени». Даже понимая, что эта фраза абсолютно бессодержательна, все равно хочется ее сказать. Очень трудно отрешиться от привычного наивного представления, что время есть нечто абсолютное, ни от чего не зависящее, само собой понятное, что-то такое, о чем не стоит вообще говорить.

И может быть, главный барьер для понимания теории Эйнштейна именно в том, что трудно отбросить привычные, обыденные представления.

Так все же какое событие из всего бесконечного ряда событий ( B 1, В 2, B 3…), которые не могут быть причинно связаны с событием A , объявить одновременным с A ?

Эйнштейн предлагает единственно возможное в новой ситуации определение одновременности. Почему оно «единственно возможное?»

Легко увидеть, что определение одновременности, по Эйнштейну, приводит к следующему рецепту проверки часов на синхронность (по определению, синхронные часы — это часы, одновременно показывающие одинаковое время).

Пусть в точках A и B некоторой инерциальной системы K находятся двое часов. Из точки A в момент t 1A(по часам A ) посылается световой сигнал в точку B . Здесь он мгновенно отражается и возвращается в точку A в момент t 2A(по тем же часам A ). Если в момент прихода сигнала в точку B часы B показывали время

t B = ( t 1A + t 2A)/2,

часы A и B синхронны.

Можно показать, что если бы определить «одновременность» не так, как это сделал Эйнштейн, то оказалось бы, что часы B нужно считать синхронными с A в том случае, когда в момент прибытия светового сигнала в B они показывают, допустим, не 9.00, а, скажем, 9.15 (или 8.45). Но подобные определения синхронных часов противоречат нашему представлению об изотропности пространства. Действительно, с одной стороны, мы полагаем, что свет идет от A к B такое же время, как и от B к A . А с другой стороны, определяя время пути по синхронным часам B и A , мы получим, что от A к B луч шел 3.15, а назад, от B к A , — 2.45. Поэтому-то определение Эйнштейна — единственно возможное.

Мы задержались на всех этих тонкостях не только потому, что «одновременность» — центральное понятие теории относительности.

Надо честно признать, что даже весьма обрывочный анализ, прерываемый постоянными просьбами принять на веру то или иное утверждение, — даже этот анализ, который с трудом заслуживает чести называться анализом, весьма утомителен. Но, пожалуй, самый лучший способ показать, что такое настоящая наука, — это заставить хотя бы слегка соприкоснуться с ней, ибо тогда хотя бы в слабой степени можно представить, какого напряжения интеллекта требуют выводы, которые потом кажутся чуть ли не очевидными.