Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Спор затянулся до рассвета, утром его пришлось прервать. День шел как день — Иваненко подписывал корректуры журнала, слушал речи на семинаре, сам выступал. Все это было маловажно. Он с нетерпением ожидал вечера. Важное начиналось в ночных словесных баталиях с Вайскопфом. И на этот раз они затянулись допоздна. Что до сил, создающих прочность ядра, то это вопрос особый, говорил Иваненко. Но самостоятельное существование электронов в ядре он категорически отрицает. Гамма-лучи тоже вылетают при радиоактивных процессах, но никто не станет утверждать, что они, так сказать, в натуральном виде присутствуют в ядре. Электроны, как и гамма-лучи, образуются в момент вылета.

— И альфа-частицы тоже образуются в момент вылета? — придирчиво допрашивал Вайскопф. — Их тоже не существует в ядре?

Иваненко, отступая, готов был допустить внутриядерное существование альфа-частиц. Но что такое альфа-частица? Два протона, два нейтрона, и всё! Можно согласиться, что такое сочетание четырех частиц почему-то создается в самом ядре, но дальше этого он уступок делать не будет! Он напоминает о том, что теоретики, утверждающие присутствие электронов в ядре, должны одновременно признать, что несчастные электроны теряют в ядре самые существенные свои признаки — магнитный момент и еще одно важное свойство, называемое спином. Электроны, которые, собственно, совсем не электроны, — вот какой абсурд рисуют сторонники старого представления о ядре. Нет, нет, нейтрон дает возможность совсем по-другому изобразить структуру ядра!

— Возьмите азотную катастрофу, — с увлечением доказывал Иваненко. — Ведь стоит согласиться с моей концепцией — и катастрофы больше нет!

Это был, конечно, серьезный аргумент В ядре азота, имевшем заряд 7, а атомный вес 14, по старой концепции должны были содержаться 14 протонов, создававших его атомную массу, и 7 электронов, нейтрализовавших излишние заряды протонов, то есть всего 21 частица, число нечетное. А римский физик Франко Разетти точнейшим экспериментом недавно доказал, что ядро азота ведет себя так, словно в нем содержится четное число частиц. Это и было названо «азотной катастрофой».

— Выбросьте из азота электроны, оставьте семь протонов и семь нейтронов — получится именно четное число частиц! — убеждал собеседника Иваненко. — Против чего вы спорите, Вайскопф?

Споры, однако, продолжались. Теперь они кипели ночью в гостинице, и днем на прогулках по очень шумным, и пыльным улицам Харькова, и даже в столовой института. Шла весна 1932 года. Время было трудное, продукты отпускались по карточкам. В столовой изо дня в день подавали перловые супы, густо сдобренные лавровым листом вместо жира, а в мясных котлетах — «котлеты на мясном запахе», весело окрестили их физики — мясо только угадывалось, зато легко обнаруживался пропущенный через мясорубку хлеб. Вайскопф, приехавший из сытого Цюриха, первые два-три дня морщился, когда брал ложку или вилку. Но молодой аппетит брал свое, и скоро Вайскопф хлебал и жевал с такой же энергией, как советские друзья, и, как они, отнюдь не превращая еду в культ, старался покончить с ней побыстрей, чтобы поглощать другую пищу, духовную. Не раз оба физика, постукивая вилками по столу, громко спорили над давно опустошенными тарелками, похоже, забыв о том, что нарпитовская столовая не самое лучшее место для научных дискуссий.

Как-то вечером, гуляя по Сумской, главной улице Харькова, Иваненко подвел итог затянувшейся дискуссии. В городском парке цвели сирень и шиповник, ночной ветерок смешивал ароматы с запахами цемента и известки — сложным дыханием города можно было и наслаждаться, и от него хотелось чихать. Иваненко объявил:

— Вайскопф, вы блестяще доказали мне, что все ваши возражения неосновательны. Теперь я полностью уверен, что ядра составлены лишь из нейтронов и протонов. Завтра напишу об этом в «Нейчур».

Он сел этой же ночью писать. В английском журнале «Нейчур» интересные статьи печатались быстро. Письмо Иваненко пришло в редакцию 21 апреля, в майской книжке журнала оно уже увидело свет. Резонанс короткой, на треть странички, заметки был огромен.

Первым отозвался на нее один из создателей квантовой механики знаменитый Вернер Гайзенберг. Он и сам уже подумывал, что для построения модели ядра вполне достаточно двух элементарных частиц — протона и нейтрона. Гайзенберг подосадовал, что неизвестный русский сумел опередить его, но тут уж ничего нельзя было поделать — оставалось только превратить поданную другими идею в математическую теорию. В изображении простых понятий тяжеловесными матрицами Гайзенберг был великий мастер. Идея, что ядра состоят из протонов и нейтронов, обрела образ многочисленных уравнений. Соответствующая статья Гайзенберга, с честной ссылкой на Иваненко, в июне появилась в немецком физическом журнале.