— Я тебя числю на новом объекте, а если хочешь работать у Гуревича, то делай это за свой счет. Увлечений твоих не оплачиваю.
Строптивый сотрудник покорился.
Иногда Курчатов поступал совсем «не по обстановке» — и лишь впоследствии выяснялось, что странный поступок глубоко продумывался. Так, после пуска опытного реактора Козодаев попросился уйти из атомной программы. Ему захотелось вернуться к космическим лучам; он разработал новые приборы, чтобы определять все их компоненты, создает аппаратуру для интервалов времени в миллиардные доли секунды и еще меньше.
— Что ж, езжай, Миша, на Алагез, — сказал Курчатов после короткого размышления. — Здесь дело идет хорошо, обойдемся без тебя.
А позже, узнав, что командировка в Армению прошла удачно, он удовлетворенно заметил:
— Ну вот, и конкретное свое задание выполняли, и не забывали общие проблемы науки.
После пуска промышленного реактора Курчатов устроил «большой объезд», чтобы составить себе полное, представление, как идет дело на всех объектах. Он снова посетил промышленный реактор, на котором недавно прожил почти год, очистительные и рафинировочные заводы, поехал оттуда на заводы диффузионного и электромагнитного разделения и вернулся назад. Везде все шло отлично. Материал для «изделия» накапливался. Можно было готовить главную тему: конструкцию этого самого «изделия».
После очередного теоретического семинара, на который пришел и Александр Лейпунский, Курчатов попросил Лейпунского пройти к нему в кабинет. Лейпунский сел в кресло, спокойно смотрел на друга. Он догадывался, о чем пойдет речь. Один физик за другим, заканчивая или прерывая свои работы, уезжал на «новую тему». Лейпунский недавно завершил одну из разработок, предложенных Курчатовым. Вероятно, и его направят туда же, куда уходили другие физики.
А Курчатов, не начиная разговора, рассеянно смотрел в окно. Снаружи совершалось чудо. Пустырь превращался в сад. Возводились новые здания, устраивались дороги, прокладывались инженерные коммуникации, высаживались молодые деревья, разбивались цветочные клумбы. Павел Худяков, заместитель директора лаборатории № 2 по хозяйственным делам, за тот год, что Курчатов провел на строительстве и пуске промышленного реактора, неузнаваемо изменил такую прежде унылую территорию.
— Нравится, Саша? — Курчатов показал рукой в окно.
— Даже очень! Не всякий дом отдыха похвастается таким парком. Но ты ведь позвал меня, Игорь, не для того, чтобы погордиться благоустройством?
— Не для этого, правильно.
Курчатов все не начинал давно задуманного разговора. Дело было слишком трудное, чтобы приступить к нему запросто. С Лейпунским он не мог разговаривать, как с другими, — «озадачивать», не обращая внимания на радость или недовольство, а потом только спрашивать «выполнение». Лейпунский был фигурой научно равновеликой ему самому. И было какое-то почти драматическое несоответствие между тем, что он делал и что он мог бы делать. Еще до войны он выдвинулся как крупный исследователь ядра, эксперименты, поставленные им в Харькове, поражали своей тонкостью и своей точностью. Курчатов знал это лучше любого другого — многие исследования они вели совместно. Пост, занимаемый Курчатовым, вполне мог бы занять и Лейпунский, недаром Иоффе называл и его Кафтанову в качестве кандидата на роль «главного физика». А он сейчас только заведовал сектором в лаборатории Алиханова, аккуратно выполнял принятые в работу темы, отнюдь не решающие в общей ядерной программе… И недавно согласился стать деканом инженерно-физического факультета, вкладывал душу в преподавание, в организацию учебы студентов. Все это нужно, конечно. Но разве не мог бы этот глубокий физик, Александр Лейпунский, делать дела покрупней? Деликатный и скромный, очень добрый, всегда приветливый, он не годится начальствовать там, где нужно нажимать, подстегивать, одергивать, покрикивать. Но мало есть людей, какие могли бы заменить его, когда нужно решать сложную научную проблему.
— Я хочу спросить тебя, Саша, доволен ли ты своей работой? Не хочется ли тебе переменить темы? — начал разговор Курчатов.
— А ты? — с улыбкой ответил вопросом на вопрос Лейпунский. — Сейчас, понимаю, ты глава огромного дела. Но ведь дело это чрезвычайное. Добьетесь успеха — кончится чрезвычайность. Чем ты тогда займешься?
Курчатов не раз задавал себе такой же вопрос и имел готовый ответ. Он займется реакторами на медленных нейтронах. Цепная реакция деления урана — новый вид энергии. Нужно поставить эту энергию на службу народному хозяйству. Урановая электроэнергия, урановые двигатели, урановое тепло — какая величественная перспектива! Бомба — защита, бомба — не самоцель. Ядерная энергия — вот подлинная цель!
Читать дальше