Сабина Хоссенфельдер - Уродливая Вселенная [Как поиски красоты заводят физиков в тупик]

Да, думаю я, дискуссия о постэмпирических аргументах была вызвана отсутствием аргументов эмпирических. Но просто осознание сего факта не продвигает нас вперед.

«Но когда проводить новые эксперименты так трудно и затратно, не приходится ожидать, что мы просто случайно наткнемся на какие-то новые данные, – замечаю я. – Мы должны решить, куда смотреть, а для этого нам требуется теория. Возникает вопрос, даже в отсутствие данных: над какой теорией нам работать? И поэтому-то Рихард говорит, что некоторые теории правдоподобнее других по ряду веских причин, на которые полагаются теоретики. Например, отсутствие альтернатив: чем меньше найдено альтернатив, тем вероятнее, что обнаруженные варианты верны. По крайней мере, согласно Рихарду. Однако он не затрагивает вопроса эстетики, что я считаю серьезным упущением – ведь физики-то применяют эстетические критерии».

«Конечно, – говорит Вайнберг. – Но эта дискуссия представляется мне крайне упрощенной и оторванной от реальности. И есть ведь многообещающие эксперименты, так что подобная дискуссия не нужна. Есть эксперименты, связанные с поиском аксионов, с электрическим дипольным моментом, редкими распадами, – и это только в физике элементарных частиц. А ведь есть еще космология, гравитационные волны, странные объекты в небе… Да мало ли какие еще аномалии могли бы проявиться! У нас нет нужды в том, чтобы теоретики разговаривали сами с собой, пытаясь направлять экспериментальную работу».

Да, эксперименты-то есть, но десятки лет они лишь подтверждают уже существующие теории. Поэтому я бы сказала так: слишком много разговоров теоретиков с самими собой – это и причина, и результат нехватки данных.

«Предсказания для экспериментов последних десятилетий не были упоительно успешны», – отмечаю я.

«Как сказать, бозон Хиггса ведь обнаружен», – парирует Фрэнк.

«Да, но это не выходило за рамки физики Стандартной модели», – отвечаю я, оставляя за скобками, что предсказание было сделано еще в 1960-е годы.

«Между прочим, небольшая масса хиггсовского бозона – признак суперсимметрии».

«Но все же он достаточно тяжел, чтобы заставить всех волноваться, справедлива ли теория суперсимметрии».

«Да, – соглашается Фрэнк, – но могло быть и намного хуже».

«И все-таки суперсимметричные партнеры обнаружены не были, – говорю я. – Это вас не беспокоит?»

«Я начинаю беспокоиться, это правда. Я никогда и не думал, что будет легко. Уже давно появились граничные оценки из экспериментов на Большом электрон-позитронном коллайдере и экспериментов по распаду протона, означающие, что многие суперпартнеры должны быть тяжелыми. Но у нас в запасе еще одна неплохая попытка благодаря модернизации Большого адронного коллайдера, повышающей энергию столкновений. Надежда умирает последней».

«Многие люди сейчас встревожены тем, что суперсимметрия в Большом адронном коллайдере не проявляется, – говорю я, – поскольку это означает, что, какой бы искомая теория ни была, она неестественна, или тонко настроена. Что вы об этом думаете?»

«Многие вещи тонко настроены, и мы не знаем почему. Я бы точно не верил в суперсимметрию, если бы не объединение констант взаимодействий, с моей точки зрения, поразительное. Не могу поверить, что это совпадение. К сожалению, расчеты не дают нам точной информации о масштабе масс, где должна проявляться суперсимметрия. Но шансы на объединение начинают ухудшаться, если суперсимметричные партнеры не показываются на энергиях около 2 ТэВ. Для меня это причина оставаться оптимистичным».

«Так вы не беспокоитесь, что основополагающая теория может не оказаться естественной?»

«Нет. Это могла бы быть неминимальная суперсимметричная Стандартная модель или какой-то вариант нарушения симметрии, который мы не понимаем. Это теории сложные. Думаю, что мы будем учиться на экспериментальных открытиях. Или попросту смиримся с неестественностью. Стандартная модель уже сама по себе очень неестественна. Параметр, придающий электрону массу, уже 10 –6. Какой есть», – говорит Фрэнк и пожимает плечами.

«То есть это вас не особенно волнует».

«Нет. Аргументы в пользу суперсимметрии были бы еще убедительнее, если бы, скажем так, ее обнаружили. Или, что более реалистично, если бы она четко разрешила проблему иерархии. Но для меня во сто крат более веский довод – объединение констант взаимодействий, а оно пока никуда не делось».

«Так вас устроило бы утверждение, что есть несколько основополагающих теорий и их параметры просто такие, какие есть?» – спрашиваю я.