Гавриил Тихов: Шестьдесят лет у телескопа

Вот я и думаю, мои юные друзья, как важно на протяжении всей жизни накапливать по крупицам знания. Всегда приходит время, когда они понадобятся.

Когда я вспоминаю детство, то прежде всего вижу высокое крыльцо родного дома в местечке Смолевичи, в Белоруссии. Здесь я встречал отца, возвращавшегося домой; он служил начальником железнодорожной станции недалеко от Смолевичей, носившей тогда название Витгенштейнская.

На этом же высоком крыльце встречал меня дедушка, когда я гимназистом приезжал в Смолевичи на каникулы.

Как-то я смотрел Большую Советскую Энциклопедию на «С».

Вдруг мне пришла мысль узнать: что же говорится в ней о Смолевичах — моей родине? И я прочел: «Смолевичи-поселок городского типа, центр Смолевичского района Минской области БССР. Расположен в 35 км к северо-востоку от Минска, вблизи железнодорожной станции Смолевичи на линии Минск — Орша.

В поселке есть две средние школы, училище механизации сельского хозяйства, кинотеатр, библиотека.

Смолевичская ГРЭС входит в Минскую энергосистему.

Имеется Усяжская ТЭЦ. В районе 5 сельских электростанций, 6 торфопредприятий, крупнейший в Белоруссии торфобрикетный завод, завод дорожных и мелиоративных машин».

Как эта справка не похожа на то, что помню я! Во времена моего детства Смолевичи славились тишиной, густыми хмурыми лесами и спокойными заводями, полными рыбы. И никто из жителей местечка не думал, что Смолевичи будут именоваться «поселком городского типа».

Тогда в Белоруссии называли местечком то; что в России называлось селом. Смолевичи представляли собой улицу длиной около двух километров. Она переходила в знаменитый тракт, по которому Наполеон шел на Москву. Весь тракт по обеим сторонам был усажен березами.

Деревянные домики, деревянная церковь, деревянная синагога. Церковь стояла на возвышенности, спускавшейся к речке Плиса. В ней я ловил рыбу. А сколько там было раков! Опустишь приманку, привязанную веревкой к длинной палке, — и поймал.

Помню Смолевичи зелеными. Сады, огороды, столетние липы вокруг погоста. На них гнезда аистов. Тишина, спокойствие…

На большие праздники — рождество, пасху — у церкви собиралась молодежь и устраивала игры.

Однообразно, монотонно текла жизнь в местечке. Лишь два раза в сутки, громыхая, проезжала из конторы на станцию почтовая кибитка.

Семья наша была очень дружной и веселой. Атмосферу сердечности, уважения друг к Другу умело создавала мать. В моей памяти она навсегда осталась молодой, энергичной и волевой женщиной.

Она была хорошо образована и воспитана, знала французский и польский языки, отлично играла на рояле.

Умная, прирожденная воспитательница, много внимания уделяла она нам, детям.

Мать была моей первой учительницей. С пяти лет она стала обучать меня грамоте, а позднее занималась разными науками.

Только арифметику объяснял мне отец.

Мне, человеку, прожившему много лет, думается, что в направлении детей в самостоятельную жизнь большую роль играют матери. Какое святое слово — мать! Сколько любви и терпения вложили они в наше воспитание! Вот почему мы все должны с громадной благодарностью и с самой нежной любовью относиться к своим матерям, а если их нет в живых, то сохранять о них священную память.

Отец мой был родом из Петербурга. Он не получил законченного образования, но по праву слыл развитым человеком. Отличительной его чертой была постоянная деятельность. Я никогда не видел, чтобы он сидел без дела. То он слесарничал, то столярничал, то мастерил силки для птиц. Страстно любил охоту, подолгу пропадал в лесу. В нашем доме было много птиц; отец разводил канареек.

Часто у нас собирались гости. Отец, как говорится, становился «душой общества». Он пел, аккомпанируя себе на рояле или гитаре, что-нибудь, увлекательно рассказывал или показывал разные фокусы. Знакомые обычно с похвалой говорили об отце: «Столичный человек!»

Его служба на железной дороге принуждала семью часто переезжать с места на место. Это было тяжело. Приходилось бросать дом, к которому привыкли, собираться в дальнюю и трудную дорогу. Но мать, на плечи которой ложились основные тяготы переездов, не роптала на судьбу. И на новом месте мы быстро обживались. Как я уже сказал, учение мое началось задолго до школы. Родители часто говорили о гимназии, и я рано начал о ней мечтать. Быть принятым в гимназию мне казалось необыкновенным счастьем,