Владимир Кутырев - Философия постмодернизма

О ничто-жестве и грядущем само-у-ничто-жении людского рода говорит голая логика. Чистая мысль о тенденциях прогресса. Но та же мысль показывает конечность не только человека, а и мира, Вселенной, ее схлопывание или рассеивание. Так что наша Вселенная тоже существует «против» мысли и до тех пор, пока мысль полностью не воплотилась, т. е. временно и алогично. Подобным образом можно рассуждать относительно любой отдельно взятой вещи, о любом нечто. Стремление «остановить время», сохранить молодость и здоровье – абсурдная цель, благодаря ориентации на которую мы живем. БЫТЬ, сохранять себя во времени и пространстве – вот действительная, первичная, исходная, фундаментальная, основная, главная, определяющая цель любой, выделившейся из хаоса системы, особенно органической, живой, в том числе человека как целостного телесно-духовного существа. Она реализуется в его желании жить, питаться, влечься к другому, размножаться, чувствовать, переживать. Все остальные его цели производны от этой. Если человек практикует единственно логичное отношение к миру, он теряет смысл жизни, потому что жизнь – фундамент смысла. За потерей смысла жизни в той или иной мере всегда стоит потеря ее чувства. По-настоящему не противоречат себе одни самоубийцы. Чисто теоретическое обретение смысла жизни невозможно вообще. Его надо не столько «искать», или «задавать», или «проектировать», о чем без конца спорят в литературе, – сколько переживать, чувствовать. В романе «Братья Карамазовы» в диалоге Алеши и Ивана Карамазовых Ф. М. Достоевский, если считать правым Алешу, хорошо показал фундаментальный характер чувства жизни в сравнении с ее смыслом.

– Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.

– Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?

– Непременно так, полюбить жизнь прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и только тогда я и смысл пойму.

Для этого в философско-мировоззренческом плане надо ориентироваться на феноменологический реализм, утверждающий первичность Бытия и вторичность рефлексии над ним, на положение, что существование предшествует сущности. Установка феноменологического реализма и экзистенциализма должна быть принята как фундамент гуманистического философствования. Некорректна, хотя ее поднимали многие философы, сама проблема «как возможно бытие». Некорректна, ибо бытие обладает атрибутом действительности по своей сути. Различные возможности, вплоть до наиболее абстрактных, являются возможностями именно бытия. Ставящий такую проблему философ сам обладает модусом существования и допускает существование обсуждаемой им проблемы, подтверждая таким образом, что ее решение заключается в отказе от решения. Это случай, когда ответ состоит в раскрытии несостоятельности вопроса.

Феноменологический реализм, независимо от трактовки субстанции, противодействует засилью инструментализма и функционализма в нашем технизированном мире, отводящем людям роль элементов, существующих «ради организации» и потому теряющих психологическую базу для чувства самоценности, а следовательно и смысла существования. Он, кстати, хорошо коррелирует с восточной традицией. Философский Запад может вступить в контакт с философским Востоком, исходя из реалистического взгляда на мир, в котором, в отличие от инструменталистского, есть место созерцанию. Великий Будда, по преданию, на вопрос, что такое Мир, отвечал: Мир; кто такой Будда, отвечал: Будда. А на самые трудные вопросы отвечал «красноречивым молчанием». Вначале было Молчание, Вакуум. Субстанция. Потом было Слово. Энергия. Рефлексия. Знаменитые коаны тоже должны отучить человека «выводить» все из мысли, прервать его непрерывную рефлексию, обратив тем самым непосредственно к бытию. Любое, взятое за сущее явление неопределяемо, «омонимично». Оно есть, значит его надо принимать в качестве данности. И на вопрос, что такое, как сущее, жизнь, надо ответить: Жизнь. В чем ее смысл? Чтобы жить, ища смысл во всех проявлениях бытия, но не делая этот поиск средством истощения жизни, ухода от нее, не ставя телегу вперед лошади.

В ХХ в. человечество «догадалось» о своей смертности в целом. Как рода. Оно попало в ситуацию индивида и должно научиться жить вопреки тому, о чем говорит мысль. Несмотря на «прогресс к смерти». Жить вопреки прогрессу для человека как родового существа означает поддерживать традицию, социальные и культурные константы бытия – так, как поддерживаются иммунная система индивида и определенные параметры природной среды его обитания. Все это вписывает задачу сохранения традиции в борьбу человека за выживание вообще. С точки зрения бесконечности и вечности бытия в нем никто никуда не исчезает. Это в принципе. И столь же принципиален вывод, что любая форма имеет конец, погибает. «Нелогичная» реальность отдельного существования всегда находится между этими принципиальными крайностями. Он есть «нечто», действительное время. После появления человека и тем самым прогрессивного отрицания всех предшествующих форм живых существ как «низших», многие из них продолжают существовать с нами миллионы лет. Подобно этому, «вопреки прогрессу», могут существовать, длиться разные формы разума, в разном качестве, на разном субстрате. Мы, следовательно, имеем основание вести речь об их коэволюции, со-развитии, сотрудничестве. Более того, в отличие от истребляемых нами бессловесных животных, человек обладает преимуществом в возможности сознательного отстаивания ниши своего обитания. Делать это можно тем успешнее, чем раньше мы отдадим отчет в изменившемся положении. «Ничто» приближается само, стихийно, а традицию бытия надо культивировать. В этой цели может быть найден новый смысл, новая «идея для существования» человека как личности и частично как актора, позволяющая задержать его перерождение в бессубъектный фактор. Или разделиться на тех, кто готов раствориться в технологии, служа пищей (смазкой на стыках) в системе машин, и тех, кто хотел бы сохранить свою антропологическую идентичность.