Андрей Столяров - Освобожденный Эдем.

Потрясающее открытие сделали древние греки. Помимо демократического правления, опробованного Клисфеном еще в VI веке до нашей эры, помимо начатков либерализма, проклюнувшихся в реформах Солона (та же «эпоха пророков»), помимо всех видов республик и деспотий, наук, искусств, философий, ремесел, то есть всего, что в дальнейшем составило суть европейской цивилизации, они, пожалуй, впервые за многие тысячи лет обнаружили, что у человечества есть история.

Конечно, достаточно подробные Хроники Царств, повествующие о победах и поражениях, о великих деяниях и катастрофах, об образовании государств и их внезапном распаде, существовали и в Древнем Шумере, и в Древнем Египте, и в Древнем Вавилоне, и в Древнем Китае. Такая форма сохранения прошлого была у древних народов весьма популярной. Однако хроники эти (точнее — анналы, краткие записи тех или иных экстраординарных событий) еще не представляли собой целостного изложения. Они не могли охватить всю предшествовавшую пустоту. Это была лишь горсть тусклых фонариков в сумерках тысячелетий. Древние греки отважно ринулись на исследование этого океана. Они впервые начали сопоставлять факты минувшего между собой, проверять их на достоверность, заполнять имеющиеся пробелы, впервые начали связывать национальное с мировым, создавая тем самым непрерывность потока времени. Последовательность событий предполагала их взаимную обусловленность, а отсюда было уже недалеко до осознания неких закономерностей бытия. Прошлое перестало быть набором окаменелых случайностей и превратилось в движение сил, порождающих настоящее. Говоря иными словами, оно стало историей, и появление специальной музы, Клио, ей покровительствующей, засвидетельствовало это первое разделение времени.

Оставалось сделать всего один шаг. Требовалось пробить незримый «барьер настоящего», ограничивающий обзор, осознать, что время — это не только то, что «было» и «есть», но и то, чего еще нет, но что, тем не менее, возникает с пугающей неизбежностью.

Древние греки этого шага не сделали. Идея «совершенного Космоса», которая лежала в основе всего античного мировоззрения, предполагала, что мир в его главных структурных признаках уже создан, он абсолютен, и никакая его принципиальная трансформация невозможна. Те же изменения реальности, которые все-таки происходят, представляют собой лишь выявление на поверхности бытия скрытых потенций. Ничего нового к уже существующему они добавить не могут.

Такое представление о Вселенной, с одной стороны, породило мощную логику, умение делать правильное заключение на основе имеющихся предпосылок, то есть выявлять «скрытое знание», которое Лейбниц позже назовет «истинным для всех возможных миров», но с другой стороны, пресекало время уровнем «текущих событий», не имеющих направленности и поэтому исключающих наступление будущего.

Этот барьер «наличного бытия» преодолело лишь христианство. Переход от политеизма, то есть от многополюсной трансценденции, от пространства истории, где действует несколько разнонаправленных центров силы, к монотеизму, к трансценденции универсальной, к единому богу, объемлющему собой все и вся, превратило историю, по крайней мере в европейском ее восприятии, из Хаоса в Космос, из борьбы непредсказуемых и непостижимых стихий, в стройный план, развертывание которого обусловлено божественным предначертанием. История обрела не только начало, «сотворение мира», что, впрочем, не является исключительно христианским открытием, но и его завершение, «конец всех эпох», ту точку на оси времени, куда устремляется настоящее.

Провиденциализм христианства открыл человечеству будущее. Время (а вместе с ним и сам человек) перестало необратимо умирать в настоящем. Оно устремилось вперед, образовав измерение, которое тут же начало заполняться «воображаемым существованием».

Трансляция «сюжетного времени» из метафизики христианства в область естественно-научного знания, в свою очередь, породило, как мы уже говорили, представление о прогрессе, то есть о сознательном, целенаправленном переустройстве текущей реальности, а трансляция христианского идеала будущего, Царства Божьего, «где несть ни печали, ни воздыхания», в область социальных наук позволило представить грядущее в виде конкретного и, как казалось тогда, вполне достижимого образа.

Европейская онтология обрела зримый смысл.

Правда, произошло это не сразу. Потребовалось почти полторы тысячи лет, чтобы идея времени, устремленного через настоящее из прошлого в будущее, времени, материализованного сменой последовательных форм бытия, утвердилась в европейском сознании. Только после появления космологии Коперника — Галилея — Дж. Бруно, сделавшей Землю не центром Вселенной, а частью необозримого мироздания, после появления теории эволюции, точно также сделавшей человека лишь частью всеобщего биогенеза (развития жизни), после появления механики, паровых двигателей, электричества, то есть с того момента, когда наука обрела статус структурной (производительной) силы, на повестку дня встал вопрос о конструировании истории.