Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 11

На этом я оставляю антиномии, в основе которых лежит противоречивое понятие их содержания, т. е. антиномии математические, ведущие к невозможным уравнениям размерностей. Обратимся теперь к тем отношениям, в которых тезис и антитезис равно правильны, т. е. к третьей и четвертой антиномии «Критики чистого разума», из которых только третья логически самостоятельна. Но обсуждение этой третьей антиномии я предпошлю рассмотрение некоторых антиномий, не рассматриваемых в «Критике чистого разума»: во-первых, антиномии, содержащейся в проблеме так называемого психологического параллелизма, и, во-вторых, антиномии, содержащейся в проблеме воздействия вещи в себе.

Проблема психофизического параллелизма имеет своей задачей объяснить следующее факты. Опыт с большой вероятностью показывает, что нет того психического процесса, которому не соответствовал бы некоторый физический процесс. Как следует мыслить отношение между обоими процессами? Я умолчу о малосостоятельном материалистическом, как и спиритуалистическом толковании, из которых первое отказывает в реальности психической, а второе – физической стороне явления. Господствующее в настоящее время толкование сводится к тому, что элементы психической стороны связаны с элементами физической стороны при посредстве функции, которая, однако, не есть причинность. Примитивная форма этого так называемого, хотя и не совсем удачно, психического параллелизма овеществляет известные группы фактов опыта, которые на основании известных феноменологических признаков называются и физическими и психическими. Тем самым отношения, установленные чисто феноменологически, становятся отношениями между трансцендентными вещами в себе. Научная форма рассматриваемой нами теории отказывается от этой обманчивой помощи. Так, Вундт предлагает рассматривать параллелизм как эвристический принцип, и формулирует его следующим образом: «Везде, где существуют закономерные отношения между психическими и физическими явлениями, те и другие ни тождественны между собой, ни могут превращаться друг в друга, ибо они, по существу своему, не сравнимы между собой; но между ними существует такая связь, что известным психическим процессам регулярно соответствуют известные физические процессы». Здесь, очевидно, не констатируется факт опыта, а излагается некоторое методологическое утверждение: существуют, де, какие-то отношения между обеими сторонами явления. Но такое утверждение носит ярко выраженный трансцендентальный характер и потому не может не побудить трансцендентального философа высказаться и с точки зрения своей философии. Это сделано уже Кантом, и его решение ясно из следующего отрывка: «Если же мы будем рассматривать и тела и души только как явления, что не невозможно, так как и те и другие суть объекты наших чувств, и если мы примем во внимание, что ноумен, лежащий в основе того явления, т. е. внешний предмет как вещь в себе может быть и простым существом…».

Попытаемся развить далее эту оборванную мысль Канта. Так как психофизические отношения суть, по Канту, отношения между явлениями, то прежде всего напрашивается рассматривать и психические и физические явления как функции времени. Но это приводит к тому, что приходится рассматривать психические явления как аналитические функции физических. Но это – догматическое утверждение, совершенно не соответствующее чисто эвристической задаче психофизического параллелизма. К подобным же затруднениям должна вести всякая попытка установить отношение психического к физическому тем, что оба связываются с предметом или средством возможного опыта. Однако, Шопенгауэр еще набросал в общих чертах теорию идентичности, которую впоследствии развил Риль и которая точку пересечения физического и психического выносит за пределы всякого возможного опыта, но не за пределы, однако, всякого возможного значения. Допустим для фиксирования понятий, что дана на один момент вся физическая и психическая организация субъекта. В таком случае прежде всего неправильно, – и это не подлежит спору! – приравнивать понятие психического к понятию нематериального. Итак, первоначально нет никакой противоположности между физическим и психическим; это – не взаимно противоречивые и взаимно нейтрализующиеся определения одного тождественного субъекта. Зато они равных измерений, как предметы внешнего и внутреннего опыта, и отсюда примиримость их как возможная проблема. Об этом упомянутая выше теория выражается так: данная в момент времени организация есть двустороннее явление, в котором физическая и психическая стороны исходят из одной точки – из не данной в явлении вещи в себе, которая определяется для нас этими двумя координатами. Согласно опыту, но не согласно действительности, точка эта – мнимая. Ядро этой теории очень удобно выразить при помощи только что развитых вспомогательных средств. Мы говорим: психофизическая организация субъекта в данный момент есть нечто двустороннее данное, которое может быть описано только в рядах рядов. Мы имеем здесь два ряда, которые никогда не могут быть превращены друг в друга: физический и психический ряд. Направление каждого ряда представляет измерение, не содержавшееся в прежнем. Но оба ряда определяют только одну точку: фактическую (а это здесь значит: «феноменологически полную») организацию нашего субъекта в рассматриваемый момент. Ясно, что теория изменяет, так сказать, направление, в котором идет отношение между физическим и психическим: если раньше психическое должно было быть параллельно физическому, то теперь оно является латеральной по отношению к нему величиной. Ясно также, что как в теории параллелизма, так и в теории идентичности остается неопределенным, чем душа внутренне отличается от материи. В обеих требуется только характеристика феноменологического и эта последняя дает в качестве единственно возможной систематизации, в качестве единственно подходящего способа описания комплексного психофизического явления описание в рядах рядов. Отношение рядов друг к другу теория идентичности определяет иначе, чем теория параллелизма. Согласны же они между собою в том, что для сравнения величин, стоящих на обеих сторонах уравнения, они не должны быть одинаковы по содержанию, а только формально, в отношении их теоретикопознавательного измерения. Было бы несправедливо сказать об обеих теориях, что они объясняли отношение физического к психическому. Они не объясняют этого отношения, они формулируют его. Они учат нас принимать совместное существование того и другого как простой факт, при котором столь же мало можно ставить вопрос об основании, как при постоянных естествознания. Можно сказать только так: есть явления, принадлежащие одновременно измерению психического и физического, и вопрос не в том, отчего это происходит, а в том, как можно формулировать этот факт. И здесь необходимо иметь в виду следующее: против комбинации физического с психическим ничего возразить нельзя, не следует только связывать с этой комбинацией понятие, противоречащее ее осуществлению. Теория параллелизма вообще ничего не говорит нам о внутреннем основании этой зависимости; теория идентичности привлекает сюда действительность, которая, согласно возможному опыту, есть действительность мнимая, и потому никогда не может нарушить комбинацию присоединением противоречащего ей понятия. Обе теории остаются в области феноменологии и остерегаются создавать из латеральных друг к другу направлений мышления прямо противоположные друг другу виды существования. Этим обнаруживается в обеих теориях дух Галилея, который вопрос «почему» в явлениях заменил вопросом «как».