Жан-Жак Руссо - Исповедь

Во второй их приезд в Монморанси, в 1760 году, ввиду того что «Юлия» была уже прочитана, я прибег к чтению «Эмиля», чтобы сохранить свое положение возле герцогини; но это не имело такого успеха – потому ли, что тема пришлась менее по вкусу или чтение в таком количестве в конце концов наскучило. Однако, считая, что книгопродавцы всегда меня обманывают, она пожелала взять на себя хлопоты по изданию этой книги, чтобы оно принесло мне больше выгоды. Я согласился, при непременном условии, что «Эмиль» будет напечатан не во Франции; по этому вопросу у нас даже вышел долгий спор: я утверждал, что молчаливого разрешения добиться невозможно и даже просить об этом рискованно, а иначе печатать свою книгу в пределах королевства не соглашался; она утверждала, что при системе, принятой правительством, это не составит для цензуры ни малейшего затруднения. Она нашла способ привлечь на свою сторону г-на де Мальзерба, и он прислал мне по этому поводу собственноручное длинное письмо, где доказывал, что «Исповедание веры савойского викария», – как раз такое произведение, которое встретит одобрение всего света, и в частности – французского двора. Я был удивлен, что этот сановник, всегда столь опасливый, вдруг проявляет такую сговорчивость. Так как книга была им одобрена, печатанье ее тем самым становилось законным, и у меня больше не было возражений. Однако, по странной щепетильности, я продолжал настаивать, чтобы она печаталась в Голландии и чтоб это было поручено книгоиздателю Неольму, которого я сам указал, предупредив его; но я не возражал, чтобы прибыль от издания пошла какому-нибудь французскому книгопродавцу и чтобы после выпуска оно было распространено в Париже или любом другом месте, лишь бы распространение его меня не касалось. Вот в точности то, что было условлено между герцогиней и мною, после чего я передал ей свою рукопись.

На этот раз она привезла с собой свою внучку, мадемуазель де Буффле, теперь герцогиню де Лозен. Ее звали Амели. Это было прелестное существо. У нее было действительно невинное личико, невинная нежность, невинная застенчивость. Не может быть ничего милей и привлекательней ее облика, нежней и целомудренней чувств, вызываемых ею. Впрочем, это был еще ребенок, – ей не было одиннадцати лет. Супруга маршала, находя ее слишком застенчивой, старалась ее расшевелить. Она несколько раз позволяла мне целовать ее, что я делал с обычной своей угрюмостью. Вместо ласковых слов, которые всякий другой говорил бы на моем месте, я оставался безмолвным, смущенным, и не знаю, кому было более стыдно – бедной девочке или мне. Раз я встретил ее одну на лестнице в «Малом замке»: она шла от Терезы, у которой сидела ее гувернантка. Не зная, что ей сказать, я попросил разрешения поцеловать ее, и она позволила это так же простодушно, как приняла мой поцелуй утром – по приказанию бабушки и в ее присутствии. На другой день, когда я читал «Эмиля» у изголовья супруги маршала, мне как раз попался отрывок, где я справедливо осуждаю то, что сделал накануне. Она нашла, что моя мысль очень верна, и сказала по этому поводу что-то очень дельное, отчего я покраснел. Как проклинаю я свою невероятную глупость, так часто придававшую мне вид гадкий и виноватый, тогда как я был только сбит с толку и смущен! Подобная конфузливость у человека, относительно которого известно, что он не лишен ума, производит даже впечатление фальшивого оправдания. Могу, однако, поклясться, что при этом предосудительном поцелуе, как и всегда, сердце и чувства мои были не менее чисты, чем у мадемуазель Амели; и могу даже поклясться, что, если бы в ту минуту я мог избежать встречи с ней, я сделал бы это, – не потому, чтобы мне не доставляло большого удовольствия ее видеть, но мне просто было трудно придумать и сказать ей мимоходом что-нибудь приятное. Как может это быть, чтобы ребенок приводил в смущение человека, которого не пугала власть королей? Но что поделать? Как вести себя, когда у меня нет никакой находчивости? Если я принуждаю себя разговаривать с встречными людьми, я неизменно говорю что-нибудь неуместное; если же я ничего не говорю, меня считают мизантропом, дикарем, медведем. Полная глупость была бы гораздо выгодней, чем такое отсутствие светских способностей, оказавшееся гибельным при тех способностях, которыми я действительно обладал.

Под конец своего пребывания в Монморанси герцогиня сделала доброе дело, и я принял в нем некоторое участие. Дидро очень неосторожно обидел принцессу де Робек, дочь маршала. Палиссо {397} 397 Палиссо. – См. прим. Комедия « Философы » представляет собой пасквиль на Дидро, Гельвеция и Дюкло. Руссо изображен в сравнительно более мягких тонах. От осмеяния Вольтера автор отказался вовсе. Пьеса инспирирована группой реакционных аристократов, возглавлявшейся де Робеком. , которому она покровительствовала, отомстил за нее, написав комедию «Философы», где меня безобидно высмеял, а Дидро изобразил в чрезвычайно дурном свете. Вероятно, автор пьесы обошелся со мной мягче не столько из уважения ко мне, сколько из опасения рассердить отца своей покровительницы, зная, что тот любит меня. Книгопродавец Дюшен, тогда совсем незнакомый мне, прислал мне эту пьесу, когда она была напечатана; подозреваю, что это было сделано по распоряжению Палиссо, может быть, предполагавшего, что я с удовольствием увижу, как он смешивает с грязью человека, с которым я порвал. Он очень ошибся. Порвав с Дидро, которого я считал не столько дурным, сколько нескромным и бесхарактерным, я навсегда сохранил к нему в душе привязанность, даже уважение, и чтил память о нашей прежней дружбе, так как знал, что долгое время она была с его стороны такой же искренней, как и с моей. Совсем другое дело Гримм – человек, лживый по природе, никогда меня не любивший, даже не способный любить: он с радостью, без всякого повода к неудовольствию, только ради того, чтобы удовлетворить свою черную зависть, стал моим тайным гонителем и жестоко клеветал на меня. Гримм теперь в моих глазах ничто, а Дидро всегда останется для меня моим бывшим другом. Я был возмущен до глубины души этой отвратительной пьесой; я не мог дочитать ее до конца и отослал обратно Дюшену со следующим письмом: