Потом на пультах, залитых багрянцем далекого солнца, пылавшего на центральном экране, начали перемигиваться огоньки. Зашевелились ферромагнитные ленты, программы медленно вползали внутрь приборов, переключатели высекали искры, и ток уплывал по проводам с гудением, которого никто не слышал. Закружились электромоторы, преодолевая сопротивление давно застывшей смазки и поднимаясь с басов на высокий стон. <���…>
Наконец очередной автомат, проглотив свою программу, послал сигнал в мозг хибернатора. К струям холодного воздуха примешался будящий газ. <���…> И пока хибернатор наполнялся бормотанием, вздохами и бессознательными стонами, корабль, словно ему не терпелось, не дожидаясь пробуждения команды, начал предварительный маневр торможения. На центральном экране вспыхнули полосы носового пламени. В постоянство околосветового разгона ворвался толчок, могучая сила носовых двигателей стремилась уничтожить энергию восемнадцати тысяч тонн массы покоя “Непобедимого”, помноженных сейчас на его огромную скорость. Повсюду зашевелились, как бы оживая, плохо закрепленные предметы. Стук, звяканье стекла, звон металла, шорох пластиков волной прошли по всему кораблю от носа до кормы. <���…>
Корабль терял скорость. Планета закрыла звезды, вся в рыжей вате облаков. Выпуклое зеркало океана, отражавшее солнце, двигалось все медленнее. На экран выполз бурый, испещренный кратерами континент. Люди, находившиеся в отсеках, ничего не видели. Глубоко под ними в гигантских внутренностях двигателя нарастало сдавленное рычание, чудовищная тяжесть стягивала пальцы с рукояток. Туча, попавшая в огненную струю, засеребрилась ртутным взрывом, распалась и исчезла. Рев двигателей на мгновение усилился. Бурый диск расплющивался, планета превращалась в материк. Уже были видны перегоняемые ветром серпообразные барханы. Полосы лавы, расходящиеся как спицы колеса от ближайшего кратера, переливаясь, отразили пламя ракетных дюз». [89]
Первые абзацы повести, первые страницы, но даже они заставляют задуматься о том, насколько автор владеет материалом, о котором пишет. Разумеется, читатель, живший в 1964 году, имел довольно смутное представление о фотонных звездолетах (хотя некоторые эксперты уже тогда сомневались в технической осуществимости фотонной тяги на аннигиляции), но из привычного бытового опыта знал, что резкое торможение многократно опаснее плавного разгона, и, следовательно, моментальный сброс скорости «Непобедимого» с «околосветовой» до скорости мягкой посадки на чужую планету (еще и с плотной атмосферой!) чревато взрывным разрушением корабля от перегрузки, а вовсе не вялым шевелением «плохо закрепленных предметов». На этом фоне даже «срезанный край созвездия» и «переключатели, высекающие искры» выглядят невинными стилистическими ляпами (замечу в скобках, что я процитировал авторизованный перевод, изданный в Ленинграде тиражом 300 000 экземпляров практически сразу после появления романа на польском языке).
Что мешало Станиславу Лему написать на тех же страницах, что крейсер «Непобедимый» несколько месяцев разгонялся до околосветовой скорости, а потом, повернувшись кормой с фотонным двигателем к цели перелета, столько же месяцев тормозил, сбрасывая относительную скорость до приемлемой? Потом, если автору так уж приспичило, в ход пошли бы ракетные двигатели, которые помогли бы осуществить мягкую посадку (хотя посадить на твердую поверхность 18 000 тонн – тоже весьма нетривиальная задача). Но Лем не захотел этого сделать, пожертвовав достоверностью ради повествовательной динамики, а читатель, находившийся под впечатлением от мощного оригинального сюжета, всех этих нюансов попросту не заметил.
Тут надо сказать, что Лему определенно повезло. Его романы оказались востребованы и воспринимались всерьез еще и потому, что появились как талантливый литературный ответ на реальный прорыв человечества в космос, когда очередные достижения в деле освоения внеземного пространства становились историей чуть ли не ежедневно, когда наступление будущего спрессовывалось , вызывая самый настоящий «футурошок». В 1964 году и впрямь могло показаться, что через пару десятков лет человечество расселится по Солнечной системе, а к концу века стартуют фотонные звездолеты. И Станислав Лем был не одинок в своих ожиданиях, поэтому относился к идеологии космической экспансии с полной серьезностью, указывая на возможные угрозы, которые будут поджидать галактическое человечество в мирах под чужими солнцами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу