Рене Жирар - Насилие и священное

В русском переводе З. А. Сокулер и К. З. Акопян книга Леви-Стросса «Le cru et le cuit» называется «Сырое и приготовленное». См.: К. Леви-Cmpoc . Мифологики. Т. 1. Сырое и приготовленное, М.; СПб., 1999. (Примеч. пер.)

F. Boas . Tshimshian Mythology // Report of the Bureau of American Ethnology. XXXI, 185, № 25. См. также: S. Thompson , Tales of the North American Indians. Bloomington, 1968. P. 178–186. Этот миф пересказан в: С. Lévi-Strauss . La Geste d’Asdiwal // Annuaire de l’Ecole pratique des Hautes Etudes. 1958–1959. VI section.

Этим писателям посвящена первая книга Жирара, «Ложь романтизма и правда романа» (1961). (Примеч. пер.)

См.: S . Thompson, id . Tales… N. 261/3.

Т. Theemos . Naître et mourir dans le rituel Luba // Zaïre, XIV. Bruxelles, 1960. P. 12. Цит. по: L. Makarius . Du roi magique au roi divin P. 686.

Фр. 15 (50), пер. А. В. Лебедева. Цит. по: Фрагменты… С. 217. (Примеч. пер.)

Э. Бенвенист . Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 288–289. Пер. Н. Н. Казанского. (Примеч. пер.)

Там же. С. 290. (Примеч. пер.)

Там же. С. 291. (Примеч. пер.)

Jeanmaire . Op. dt P. 158. 11-2976

А. Мétraux . La Religion des Tupinamba et ses rapports avec celles des autres tribus Tupi-Guarini // Bibliothèque de l’Ecole des Hautes Etudes: sciences religieuses, XIV. P., 1928

F. Huxley . Affable Savages. N. Y., 1966.

М. Eliade . The Sacred and the Profane. N. Y. 1961. P. 103.

Жирар здесь (как практически одновременно с ним и Деррида) обыгрывает многозначность французского глагола différer и его дериватов. Здесь накладываются друг на друга два семантических поля: 1) «различие, разница» и 2) «отсрочка, отложенность». (Примеч. пер.)

V. Turner . Drums of affliction. Oxford, 1968. P. 269.

«Кембриджские ритуалисты» — см. прим. на с. 119. Это и есть та «ученая теория», о которой говорит здесь Жирар. (Примеч. пер.)

W. Arrowsmith . The Criticism of Greek Tragedy // Tulane Drama Review, № 3 (March 1959).

«Мир» здесь означает «противоположность войне» (франц . paix). (Примеч. пер.)

Стоило бы внимательно изучить процедуры, которые позволили античному и современному гуманизму минимизировать и даже целиком устранить страшные стороны архаической и даже классической греческой культуры. Путь указан в «Дионисе» Жанмэра:

Не вполне случайно, что об этой страшной стороне можно догадаться лишь по очень редким свидетельствам. Заслуга греческого гения в том, что он выработал такое понимание религии и богов, которое — благодаря прежде всего сотрудничеству литературы, философии и искусства — стало заслоном от древних залежей жестокости, присущих большинству религий, истоки которых теряются в варварском прошлом. Мифы, которые очень часто нельзя истолковать иначе как мифы о человеческих жертвоприношениях (особенно девушек и детей), достаточно свидетельствуют о реальности этого варварского прошлого. Но нельзя не сознаться, что по мере удаления от главных очагов культуры мы встречаем много следов этого прошлого — в местных практиках и в традиционных ритуалах, которые совместными усилиями постарались предать забвению привычка, стыдливость, неведение о том, что происходило в этих глухих провинциях, нежелание говорить о том, что противоречило сложившемуся представлению о греческой культуре. Жестокость, проявлявшаяся в связи с изгнанием фармаков — бедняг, игравших роль козла отпущения — в Афинах Перикла и Сократа уже свелась, быть может, к умеренной кровожадности народного обычая; но очень вероятно, что так было не всегда; на периферии эллинского мира — в Марселе или Абдере — фармаков, как мы знаем, бросали в море или побивали камнями.

Достоверные свидетельства заставляют признать, что еще в IV веке отправление культа на горе Ликей в центре Аркадии сопровождалось ритуальным каннибализмом и поеданием детской плоти.

Эти соображения, не претендующие на решение сложной проблемы, заставляют, однако, не отбрасывать с ходу сведения — хотя и в самом деле поздние, — собранные у христианских авторов, в целях полемики против язычества обращавшихся к сочинениям философов, которые делали компиляции из трудов местных антикваров, чтобы обосновать свое отвращение к кровавым жертвоприношениям. Эти сведения единогласно говорят о человеческих жертвоприношениях Дионису… Человеческие жертвоприношения Зевсу устраивались в Ликте. Примечательно, что с островным Дионисом [Дионисом-Сыроядцем; Жанмэр называет его островным, потому что его будто бы почитали на о. Лесбос] связывают жертвоприношение двух [на самом деле, трех] персидских юношей, на которое по настоянию гадателя согласился Фемистокл перед Саламинским сражением. Историчность этого факта неясна, поскольку о нем упоминает лишь одни поздний историк, хотя и хорошо информированный о местных древностях [имеется в виду опять-таки о. Лесбос; историк — Фаний Лесбосский]; молчание Геродота об этом факте могло бы убедить, что речь идет о вымысле, но вероятнее, что перед нами намеренное умолчание. Один из немаловажных парадоксов темы, которую мы рассматриваем, состоит в том, что этот обзор, сколь угодно неполный, возможных архаических пережитков в некоторых культах Диониса, составляет также полезное введение в изучение… условий, которые обеспечили нашему божеству, и без того перегруженному многочисленными атрибутами и появлявшемуся в столь разных — хотя и связанных между собой более тесно, чем это иногда признается, — обличьях, блестящую судьбу покровителя афинского театра, а впоследствии, в эллинистическую эпоху, бога театра и актеров ( Jeanmaire . Op. cit. P. 228–230).