Виталий Олейник - Жанры восточная повесть и восточное сказание в поэзии М. Ю. Лермонтова

Вся эта хронологическая фантасмагория не может не удивлять даже не слишком суеверных людей. Очень уж много странных совпадений. Невольно складывается впечатление, что Лермонтов действительно сильно прогневил небеса. Либо, и это гораздо вероятнее, высшими силами посредством смут и войн наказывался не Лермонтов, а сам русский народ. Во-первых, за убийство своего национального Орфея. А, во-вторых, за то, что российская общественность и ухом не повела, не обратила внимания, не прислушалась к его предупреждениям насчет тех бед, которые всенепременно должны ожидать в будущем страну, самодовольно живущую по исстари заведенным обычаям и не желающую всерьез считаться с подлинной реальностью, с законами, управляющими историческими процессами.

Однако, не только неблагоприятное стечение событий и обстоятельств долгое время мешало по достоинству, с возможной научной и эстетической объективностью оценить творчество Лермонтова. Гораздо более серьезным препятствием на этом пути оказался так называемый «человеческий фактор». Что разумеется под этим явлением? Определенная степень массовой предвзятости, смешанная с недопониманием, а подчас и с раздражением. Как с явным раздражением, так и с глубоко скрытым или же тщательно скрываемым под личиной показного доброжелательства. Нельзя сказать, что Лермонтов не получил практически мгновенного признания. Он сразу был оценен как достойный внимания поэт. Да и каким образом его можно было не замечать и не признавать, когда его поэзия захватывала современников в буквальном смысле слова, производя с их сознанием почти гипнотические манипуляции? Причем по большей части, как в искусстве мага или в мастерстве виртуозного фокусника, читатель оставался, а, впрочем, и до сих пор остается в неведении, каким образом достигается этот психологический эффект? Как точно подметила Анна Ахматова, сама обладавшая колоссальным поэтическим даром и великолепным слухом, слова, самые обычные вроде бы слова подчиняются Лермонтову, как змея факиру. В строках его стихотворений слова, как правило, оживают, заставляя нас следить не только за их смыслом, но и за их движениями. Движениями то плавными, то стремительными, но всегда чрезвычайно ритмичными и завораживающими, с помощью которых ум наш и погружается, по собственному определению поэта, в «какой-то смутный сон».

Короче, Лермонтов был крайне незауряден и вызывающе заметен. И именно этим он многих возмущал, поскольку мало соответствовал не только общепринятым этическим нормам и ценностям, но и чисто литературным правилам и условностям своего времени. Да, он талантлив, как бы нехотя признавали его недоброжелатели, но даже этот дар не оправдывает ни его жестокости, ни его приверженности ко злу, ни свойственного ему бесстыдного аморализма, ни патологической сосредоточенности на самом себе, на своей собственной личности, ни, тем более, его литературной безответственности. Украшая, романтизируя зло, Лермонтов не только не противостоит ему, но, напротив, приобщает ко злу неокрепшие души юных читателей, заявляли апологеты этологической, воспитательной функции литературы как ее главного, истинного общественного призвания.

Разумеется, все эти благоглупости, отдельные отголоски которых подчас встречаются и в современных лермонтоведческих исследованиях, сильно мешали проникновению в святая святых художественной мысли великого поэта. В литературоведении, да и во всем искусствознании в целом, давно утвердилось в качестве аксиомы положение о том, что любого художника можно и нужно оценивать только по тем законам, которые он сам признавал для себя. Это известно всякому современному критику и историку литературы. Однако, на практике это не так просто осуществить. Куда легче нагромождать отсебятину, ориентируясь на собственные мерки и предрассудки, чем выявлять художественную логику исследуемого объекта. Это, действительно, сложно, но на нынешнем этапе освоения творческого наследия Лермонтова без этого уже никак не обойтись. Данная публикация и явилась результатом многолетнего изучения «Демона» как произведения, которое благодаря своей сложности, многозначности и при этом – монолитной внутренней цельности с наибольшей полнотой отражает мировосприятие нашего великого поэта. Причем, заметим a priori, что картина мира, созданная в «Демоне», выдержана на очень высоком, практически на предельно возможном уровне поэтического, художественного обобщения.