Алан Уотс - Книга о табу на знание о том, кто ты

Однако эти последовательные логические рассуждения не устраняют человеческого любопытства и желания понять, которое отразилось в вопросе, как бы неудачно он ни был задан. Как я уже говорил, невероятно странно уже то, что что-то вообще происходит. Однако как мне выразить это ощущение в виде разумного вопроса, на который можно было бы получить удовлетворительный ответ? Дело, наверное, в том, что мне нужен не вербальный ответ. Ведь в случае, когда я прошу поцелуй, я не хочу, чтобы мне вручили клочок бумаги, на котором написано «поцелуй». Речь скорее идёт о том, что метафизическое любопытство подразумевает существование некоторого переживания, озарения или откровения, которое может объяснить всё без слов. Пройдя через это переживание, каждый может интуитивно понять, почему возникла Вселенная и что она собой представляет. По аналогии с этим занятие любовью объясняет без слов, почему среди нас есть мужчины и женщины.

В таком случае можно сказать, что лучший ответ на вопрос «Что такое всё?» звучит так: «Взгляни и постигни!». Однако, вопрос почти всегда подразумевает поиск чего-то фундаментального в основе всего, что мы знаем и чувствуем. Он свидетельствует о стремлении открыть основополагающее единство, которое не может охватить ни наше обычное мышление, ни ощущения органов чувств. Мышление и ощущения аналитичны и избирательны. Поэтому они представляют мир так, будто он является всего лишь совокупностью объектов и событий. И в то же время человек наделён «метафизическим инстинктом», который не довольствуется кажущимся многообразием.

Где гарантия того, что наши пять органов чувств, взятые вместе, действительно охватывают весь спектр возможных переживаний? Вполне может быть, что они охватывают лишь наши обычные переживания, которые известны людям. Между пальцами существуют промежутки. По аналогии с этим между областями восприятия органов чувств также существуют интервалы. Они заполнены темнотой, которая таит в себе связи между отдельными вещами… Эта темнота является источником наших неопределённых опасений и беспокойств, но в то же время это обитель богов. Лишь они одни видят связи между вещами и гармоничностью всего происходящего — Но мы воспринимаем это происходящее как совокупность бессвязных фрагментов, «случайностей», которые существуют лишь в нашем уме и базируются на нашем ограниченном восприятии. [22] Идрис Парри, «Кафка, Рильке и Румпельстильтскин» — Idris Parry, «Kafka, Rilke, and Rumpelstiltskin». The Listener. ВВС, London, December 2, 1965, p. 895.

Поэтому у человека возникает интенсивная уверенность в том, что всё многообразие вещей и событий основывается на чём-то или происходит в чём-то. Напрашивается аналогия с тем, как мы наблюдаем окружающие предметы в зеркале, записываем слова на бумаге, видим отблески и переливы в драгоценном камне и слышим звуки, возникающие на вибрирующей диафрагме. Возможно, мы склонны так считать потому, что сам человек представляет собой целостный организм. Поэтому если окружающие его вещи и происходящие с ним события действительно регистрируются на чём-то, то речь может идти только о нервной системе человека. Однако очевидно, что в мире существует не одна нервная система. Поэтому закономерно возникает вопрос о том, на чём основываются все эти нервные системы. Одна на другой?

Это таинственное нечто было названо Бог, Абсолют, Природа, Субстанция, Пространство, Эфир, Ум, Бытие, Пустота, Бесконечное. Все эти слова являются представлениями, которые входят в моду и выходят из моды в зависимости от того, куда подуют ветры умонастроений. Ведь в разные века и в разных кругах были популярны самые разнообразные мнения. Вселенная считалась разумной или глупой, сверхчеловеческой или недоразвитой, познаваемой или окутанной тайной. Все эти слова можно было бы забыть на том основании, что это всего лишь бессмысленные звуки, если бы представление о фундаментальной Основе Бытия было не более чем интеллектуальной выдумкой. Однако не вызывает сомнений, что эти понятия часто используются для описания содержания ярких переживаний. Эти переживания оказываются не менее достоверными, чем чувственные. Речь идёт о постижении «единства», о котором — с незначительными вариациями — говорят мистики всех времён и народов. Это переживание наступает, когда человек осознает новый смысл своего «я», о котором я говорил в предыдущей главе. Однако при обсуждении этого вопроса я использовал лишь «натуралистические» понятия, чтобы избежать возникновения у читателя ассоциаций с баснями об уме, душе, духе и других сущностях, которые с рациональной точки зрения кажутся расплывчатыми.