Людмила Пугачева - Человек в космосе мышления. Введение в эпистемологию (сборник)

Усилиями этих и многих других людей, имена которых мы здесь не называем, создана возможность публичного размышления на темы, о которых Гр. Бейтсон писал, что они – священная территория, «куда страшатся ступить ангелы». Спасибо.

К. А. Суриков, Л. Г. Пугачева

Благодаря научным исследованиям известно, что «существенную роль во многих мифопоэтических системах играют письмена, т. е. графические (в широком смысле) элементы – идеограммы (рисунки, иероглифы), клинописные знаки, буквы, разные виды… графем и т. и., преследующие цель сообщения». Своим происхождением во многих мифопоэтических системах буквы обязаны богам, например, в древнеегипетской, исламской, древнеиндийской. Древнегреческая традиция приписывает создание букв людям, напротив, «древнееврейская традиция настаивает на сакральнос-ти письменного текста… более того, на его предвечном бытии… Буква, согласно позднеиудейской традиции, сакральна сама по себе и, более того, бессмертна. Можно сжечь свиток, но буквы неуничтожимы» [10] Письмена // Мифы народов мира: Энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия, 1992. -Т. 2. .

Многие исследователи не идут дальше подобных констатаций особого отношения к буквам в древних мифопоэтических системах. Можно утверждать, что попыток осмыслить предлагаемую в мифопоэтических системах информацию на языке, родном нашему времени, то есть языке современной науки, не много, хотя именно это позволило бы понять их смысл и подлинное назначение так хорошо, как это только возможно, и извлечь из этих знаний практическую пользу.

Предлагаемая попытка философского осмысления лингвистического процесса появления в древних языках гласных букв с позиций информационного подхода может позволить, с нашей точки зрения, открыть для современного мышления момент изменения познавательной парадигмы, приведший к развитию современной цивилизации с ее специфическими и безусловными ценностями «новизны» и «изменения», отличающими ее от других цивилизаций (например, египетской), имевших базовой ценностью «стабильность». Поскольку процесс, повлекший изменения в письменности, носит глобальный характер и затрагивает все поля ментального пространства – философское, этическое, социально-психологическое – на уровне правил мыследействия, что выражается как изменение в рефлексивном слое этих полей, т. е., собственно, в соответствующих текстах, мы будем использовать для объяснения этого процесса основания, предлагаемые эпистемологией Гр. Бейтсона [11] Бейтсон Гр. Экология разума. – М.: Смысл, 2000. , а также обращаться к достижениям современного психоанализа (в частности нейролингвистического программирования Р. Бендлера, Дж. Гриндера, Р. Дилтса) [12] Бендлер Р, Гриндер Дж. Используйте свой мозг для изменения. – Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1992 (и другие книги авторов). . Для прояснения этого вопроса обратимся к анализу древнееврейского и древнегреческого письма.

Древнееврейское письмо состоит из согласных букв (вскользь заметим, что их алфавитное количество, 22, как известно, соответствует числу Больших Арканов карт Таро). Появление букв, письменного текста свидетельствует о высокой степени осознания речи, выражающейся как ее алгоритмизация (Ветхий Завет). Способ передачи речи при помощи только согласных свидетельствует о фиксации сознанием только определенного типа информации. Охарактеризуем ее.

Согласные – цифровая (знаковая), дискретная информация, отражающая дискретный, т. е. предметный аспект мира, аналогичный качественным «скачкам» от одного «препятствия» как основы согласного звука к другому. Сознание, «настроенное» на согласные, ориентировано на неизменность и четкую опознаваемость разницы между буквами, в основе которой – разница между предметами и одновременно их самотождественность. Основная характеристика предмета (в отличие от процесса) – быть неизменным, что позволяет ему служить образцом для восприятия, Законом для опознания всех подобных предметов (на этом основана функция мышления – «обобщение»).

Если считать ментальную сферу системой, а язык и письменность ее элементами, то, анализируя специфику последних, можно сделать вывод о существовании парадигм, метапрограмм мыследеятельности прошлого.