Шарль Фурье - Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

Фурье завораживает пифагорейская рифма между алгеброй, музыкой, колористикой, физиологией и политической теорией. Единое знание, скрытое в основе всех наук. Новая природа, скрытая внутри старой, как цыпленок в яйце.

Преодоление экономического отчуждения оказывается условием для преодоления отчуждения человека от природы и преображения самой природы.

И тогда нам наконец станет доступен аромаль – душа ароматов, которая заставит моря благоухать, а планеты – испытывать сексуальное влечение друг к другу.

Тоже касается и щегла, живущего у нас в «Циолковском». Мы завели его в приступе фурьеризма.

Согласно Фурье, щегленок – живая эмблема резонных социальных амбиций выходцев из простонародья, пернатая аллегория страсти к преобразованию мира на основах коммунитарной магии. При скромном оперении, голова этой птицы купается в красном цвете честолюбия, горит холодным, но ярким огнём альтернативной реальности гармонических надежд.

Впрочем, у Фурье весь животный мир есть набор вспомогательных эмблем. Пчёлы с их коллективным мёдом – обещание будущего, а осы с их бесполезными бумажными гнёздами – констатация позора нынешней цивилизации. Мир должен быть правильно прочитан, чтобы быть пересозданным.

Гармония обещает появление альтернативных видов, вроде анти-жирафа и анти-кита. В новом эоне произойдет земная материализация геральдических химер, воплощение условных зверей эдемского сада, которые устали быть просто метафорами иного бытия.

В Европе 1840-х фурьеризм сформировал целое литературное направление, суть которого – чувственный утопизм и стремление за пределы цивилизации с её бескрылой моралью и подавляющей логикой.

Но первое же поколение учеников Фурье (Виктор Консидеран и его школа), публикуя и комментируя труды своего пророка, старалось дозировать и убавлять «безумную» и слишком «страстную» сторону его проекта. Первые фурьеристы полагали, что их Учитель часто не отличал зеркал от окон, как и полагается всякому вдохновенному утописту. Их прежде всего впечатляли выпады Фурье против рыночного хаоса, финансовых спекуляций и власти монополий. К тому же было решено, что некоторые детали, безделушки и фрукты грядущей гармонии, описанные в его прожектах, настолько рассмешат или скандализируют не подготовленного обывателя, что лучше бы пока оставить их в тени. При грядущем комбинаторном т. е. переходном строе сознание людей должно изменяться постепенно вслед за поэтапными переменами в их жизни, тогда как перед самим пророком «социетарный строй» во всех своих удивительных деталях предстал почти сразу, как озарение, и затем лишь слегка уточнялся. Достаточно и того, что фурьеристы были первыми открытыми феминистами Европы. Фурье ввёл в политический обиход и сам этот термин.

Отдал дань фурьеризму и молодой писатель Федор Достоевский, проникшийся этим учением в кружке Петрашевского, главного распространителя идей Фурье в тогдашнем Петербурге. А вот герои позднего романа Достоевского «Бесы», радикалы и нигилисты нового поколения, уже не так уважают Фурье. Шигалев называет его «сладкой и отвлеченной мямлей».

Русские народники Чайковский и Мошков отправились в Канзас, к фурьеристу Вильяму Фрею, чтобы организовать там идеальный фаланстер, но не особенно в этом преуспели. Таких опытов в тогдашней Америке было очень много.

Нередко фурьеристские общины взрывала изнутри программа «свободной любви» – попытки упразднить семью ссорили всех между собой, чрезвычайно запутывали отношения общинников и разрушали их коллективы.

Андре Бретон увлекся тропами Фурье в американской эмиграции, поместил его в сюрреалистический иконостас и даже позаимствовал из его глоссария название («Абсолютное уклонение») для международной выставки сюрреалистов в 1965. В своей «Оде Фурье» он показывает утопическую силу как гигантского и двусмысленного весеннеглазого агнца, потрясающего основы. Бретон обращается к памятнику Фурье на бульваре Клиши, расплавленному вишистами, и рассказывает свободному подножию, что случилось с двенадцатью страстями, освобождение которых обещало гармонию, и почему так и не состоялся «гастрософический режим». Для сюрреалистов фурьеристские прожекты были прежде всего литературными опытами, через которые сигналит бессознательное.

В 1969 г. Ги Дебор и ситуационисты ненадолго восстановили на пустующем постаменте гипсовую и собственную версию памятника. Позже там стоял прозрачный гроб. А сейчас на сохранившемся пьедестале сияет зеркальное эдемское яблоко в память о разнице стоимостей яблок, с которой Фурье начинает политэкономическую критику цивилизации.