На первый взгляд, ответить, что такое Запад, нетрудно – это земли под властью Римской империи или государств, возникших на ее месте. Становится понятно, почему к Западу относится Бразилия – бывшее владение Португалии, но не Япония и Южная Корея, при всех их успехах в области наук и технологий. Мы отличаем тем самым наследие Римской империи от наследия Арабского халифата или Японской империи. Но при этом Индию или страны Африки мы не отнесем к Западу, хотя они были колониями западных стран, потому что они и в колониальное, и в постколониальное время создавались как заведомо к Западу не относящиеся. Россия относится к Западу как полноправный участник западной политики, но, если взять искусство большинства регионов России, оно не будет воспринято как западное.
В свое время монголы, восприняв многое от китайцев, принесли нам почтовое сообщение, организованное лучше, чем где-либо на Западе, но эту лучшую организацию мы не назовем западной при всей ее эффективности.
Трудно также отнести к Западу Грузию, Армению, Израиль или христианские общины Ближнего Востока, потому что сразу возникает мысль о том, что в системе производства и распространения знания (или искусства) связывает этот не ярко выраженный Восток с Западом.
Так что же делает Запад Западом?
Если мы посмотрим на университеты Индии или Африки, философский или любой другой факультет, мы увидим, что сходства с Западом там будет гораздо больше, чем различий. Получается, что западная философия – университетская философия. На это найдутся возражения, что некоторые выдающиеся философы, такие как Фичино или Лейбниц, не были связанны с университетами, но создавали собственные академии, или такие как Шопенгауэр и Ницше (о них мы тоже подробно поговорим), которые просто покидали университеты, погружаясь в частную жизнь.
Многие мыслители, начиная с первого античного философа природы Фалеса Милетского до нынешнего президента Франции Э. Макрона, были успешными государственными деятелями, министрами, советниками или даже предпринимателями. И хотя некоторые из них преподавали и даже имели учеников, они не видели необходимости в систематическом преподавании своих достижений.
Выдающиеся русские философы Владимир Сергеевич Соловьев в XIX веке или Алексей Федорович Лосев в XX веке хоть и читали лекции в университете, но не имели свободы в выборе курсов, и ничем не защищенные от нападок коллег были вынуждены делать длительные перерывы. Это происходило из-за того, что в российских университетах не было богословских факультетов.
На Западе свободомыслящие философы могли конфликтовать с богословами, но тем не менее обращались к ним как к арбитрам. Например, для внеконфессионального Хайдеггера была важна позиция крупнейшего богослова Рудольфа Бультмана (1884–1976) по вопросу фактичности евангельских событий.
Большей частью русские философы были вольными лекторами, влияя на аудиторию своими статьями, а не систематическим преподаванием. Это также подвергает сомнению роль университета как средоточия философской мысли.
По-разному могло пониматься место философии и в самом университете. В средневековой модели, просуществовавшей с некоторыми изменениями до начала XIX века (хотя созданные в эпоху Контрреформации коллежи, соединившие черты среднего и высшего образования, были альтернативной университету), философский факультет был подготовительным для трех других факультетов: богословского, юридического и медицинского. Иначе говоря, философия понималась как общее образование, формирующее навыки мышления, рассуждения, исследования, которые потом могли пригодиться в выбранной профессии.
Такое понимание науки сохраняется в современных американских университетах: в них господствует аналитическая философия, в центре внимания которой находится логика. Эта философия настаивает на ограниченности языка для правильной формулировки философских вопросов и на необходимости критической проверки любых суждений. Те, кто учится философии, впоследствии может продолжить обучение в магистратуре бизнес-управления или юриспруденции, поэтому им прежде всего требуется строгая логика и умение обходить те или иные языковые ловушки. Им нельзя принимать особенности языкового выражения за истину, иначе юрист поддастся произвольной интерпретации закона, а бизнесмен неправильно истолкует ту ситуацию, в которой оказался, опираясь на незрелые метафоры.
Читать дальше