При том, что социальная повседневность человеческого бытия всегда является бессмыслицей, трагически предстает таковой в опыте «пробуждения», незнанием о смерти, об обреченности на уход в небытие человек защищен от познания, как говорил Л. Толстой, страшной и несомненной истины – бессмысленности того, что дано ему как жизнь. Когда смерть как судьба, жизнь как неумолимость движения к смерти сокрыты от человека, от него сокрыты так же и трагические реалии его настоящего, бессмысленность жизни как растворенного в водовороте повседневности, безразличного и покорного ожидания смерти, настоящее и подлинные реалии его бытия открываются человеку лицом смерти, бессмыслицы, пустоты. Познав смерть как неумолимо приближающуюся судьбу, человек сталкивается со страшной истиной о бессмысленности жизни в том, как она дана ему, познает обрушение в бездну пусты, отрицания, неизвестности, невозможность жить так, как ему дано жить, и незнание путей к спасению. Пробужденность становится фактически катастрофой человека и его существования, обращается трагическим опытом отрицания, истоком его конфликта с миром и наличной данностью бытия. Беззащитность перед осознанием смерти, существование на обломках религиозного мифа в качестве некой культурной ситуации человека может быть признано причиной отрицания бытия, восстания человека против извращенной, абсурдной данности его бытия и положения в мире. Помимо этого, и это главное – апофеоз нигилизма и отрицания бытия связан с дегуманизированностью мира и бытия человека в пространстве цивилизации, превращенностью человека в ожидающую смерти «вещь», в «средство производства», в «придаток» созданного цивилизацией мира вещей и повседневного комфорта, превращенностью существования человека в нечто, наиболее враждебное ему, обесцененное – ожидание смерти, производство и использование вещей, апофеоз повседневной функциональности. Безразличие цивилизации и ее «ценностного мира» к трагедии смерти, конечности человека, превращается в обесцененность человека и его существования, становится почвой превращения человека в «средство», «объект». Проще говоря, мир и навязанный человеку способ существования отрицают его как ценность и цель самого себя, низлагают ценность его неповторимой жизни, человек превращен в функцию повседневного, в средство всеобщего процветания и прогресса, его существование превращено в царство времени, забвения, смерти… Поэтому через нигилизм и отрицание человек восстает против того удела, на который его обрекает мир, против положения ожидающей смерти, бессмысленной и для чего-то предназначенной «вещи», он отрицает существование, которое из дара становится для него «проклятием», «адом», «злом». Могучий порыв отрицания, низложения жизни предстает нам в готовности масс убивать и умирать во имя абстрактных, всеобщих целей и идеалов, пособничать и свидетельствовать творимым властью преступлениям против гуманистических ценностей, смыслом которых является отношение к человеку как к «средству», «вещи», «ничто». То, что предстает нам в облике исторических катастроф – это гибельный танец человека, над которым властвуют отчаяние, отрицание, пустота, который силой отрицания и служения смерти словно заявляет о том, что человек должен быть всегда ценностью и целью, и никогда – средством. Перед нами – пронизывающий «этос» и «будни» цивилизации нигилизм в отношении к человеку, определяющее «типический» способ существования и положение человека отрицание ценности человека и его бытия, которое неотвратимо обращается преступлением против жизней и судеб миллионов людей в вихрях исторических катастроф. Проще говоря, в мире, в привычных «буднях» и «нормах» которого человек и его жизнь обесценены и превращены в «ничто», не могли не возникнуть концентрационные лагеря, великие стройки и проекты, реализация которых требовала сотен тысяч жизней, поля миллионных сражений и ужасы промышленного уничтожения людей. Потому что десакрализованность, обесцененность человека и его существования в «этосе» цивилизации, в ее повседневности, неотвратимо обращается инфернальным, символическим торжеством нигилизма в потрясающих ее исторических катаклизмах. Укорененность нигилистического, функционального отношения к человеку в «типическом» способе его существования, в ценностно-целевых установках цивилизации, в ее повседневности, неотвратимо приводит к апофеозу нигилизма в облике сотрясающих цивилизацию исторических катастроф.
Читать дальше