Государство, которого больше нет.
И это повлекло не только голод, нищету общества, отвыкшего от самоуправления и творческой инициативы 2 2 которая могла оказаться неугодной политике Партии.
, но и страх людей, которые были уверены в будущем ещё вчера, а сейчас остались без каких-либо гарантий не только для своих потомков, но и даже для себя самих – взрослых трудоспособных граждан, не приученных к конкуренции.
Волны преступности и страх будущего – вот чем мы заплатили за то, что отвыкли (или никогда не умели) организовывать мир вокруг себя, за нас это делало государство, и в это крайне сложно было вмешаться. Привыкли на уровне биологической селекции. Все, кто не мог это принять, покидали общество тем или иным способом. У нас остался огромный государственный аппарат, размер которого был оправдан тогда, когда каждый не должен был быть сам за себя. Сейчас огромная ответственность лежит на гражданине за собственное существование и будущее его детей, но бюрократическая машина над ним такого же размера, какого она была, когда регулировала и оптимизировала все сферы его жизни, когда она защищала гражданина и его будущее. Этот разрыв между низом и верхом, разрыв, полный напряжения, горечи и страха, бремя власти, которая не может при этом оказать ни оказать поддержку, ни полностью развязать руки для самостоятельной деятельности, оставляет человеку мало пространства для манёвра, для стратегического планирования и грамотного распоряжения своими ресурсами. Волевое бессилие, из которого по разным причинам обывателю сложно вырваться по наитию.
Ко всему этому добавилась дополнительная мировоззренческая путаница, возникшая после отмены официальной идеологии: в страну просочились сотни религиозных и философских парадигм, сформированных на других культурных, исторических и ресурсных почвах, а так же возникли сотни причудливых религиозных движений: от поклонения кедровой живице и денежной магии до уринотерапии и снятия порчи через телевизор.
У среднего человека не было достаточной философской базы для того, чтобы осмыслить происходящее и подобрать грамотный способ взаимодействия с абсурдом обступавшей его новой действительности. Всё возможное влияние, которое сознание человека могло оказать на бытие, было едва ли больше влияния фирмы однодневки, и уж точно не больше влияния преступных группировок, позволявших себе насилие и нарушение законов.
Поэтому сейчас нам 3 3 Я принадлежу к этому поколению, хотя и предпринимаю в этой книге попытку смотреть с позиций разных социальных и возрастных слоёв.
, поколению, не заставшему сознательным возрастом ужаса девяностых 4 4 https://vk.com/wall-31478728_125195
, смешна такая ценность как «стабильность», за которую трясутся наши родители и прародители, смешна ещё и потому, что для нас она не ценна. Мы впитали хаос подсознанием в том нежном возрасте, когда, что бы ни происходило, всё казалось нормой. Мы не понимаем в полной мере, не можем почувствовать, какой дикий, запредельный страх стоит за склонностью наших бабушек и прабабушек к накоплению вещей, которые нам кажутся ненужными. И в том числе, накоплением органической массы у себя под кожей. Раньше толстый человек был эволюционно выигрышным, при средней продолжительности жизни в 30—50 лет он легко переживал в голодные годы своих тощих собратьев. И это записано не то чтобы в коллективном бессознательном, это записано у нас в генах. Но мы видим, что нам навязывают противоположный идеал. Спорт и стройность. Спорт стал массовым только тогда, когда человеку для выживания больше не нужен был тяжёлый физический труд, но его организм заточен под него. Так и древние греки, имея рабов, устраивали спортивные игры, олимпиады. Самим рабам это вряд ли пришло бы в голову, у них и без того хватало тяжёлой работы, разве что спорт мог бы их от этой работы освободить.
А сейчас у нас в достатке еды, и труд в расплате за неё может быть не физическим, или даже вообще не тяжёлым, и нам приходится решать проблемы, куда девать лишние калории в условиях удлинившейся жизни, где они создают помеху здоровью – сердечно-сосудистые заболевания, сахарный диабет и т. д. Это фактор нового естественного отбора.
И теперь мы снова, как те греки, вспоминаем о культе тела, но у нас куда больше возможностей доводить его до своих предельных представлений о красоте (диетология, фитнес, пластическая хирургия и модная индустрия с её массовыми брендами одежды, косметики и средств по уходу за телом), и больше возможностей клеймить отклоняющихся от нормы.
Читать дальше