Лев Исаков - Этнология через «Чёт» и «Нечёт». Основная теорема

Таких два: я довольно скептически отношусь к «а-историческим» построениям о великороссах от философской или философствующей братии, в частности к «русопоэмам» Николая Бердяева о «широте», как «типологической черте» великороссов, в изложении философа представленной как складочное место краниологических типов и психологических темпераментов – но чем тогда оно-великоросс отличается от случайного сборища на международном круизном лайнере; по русски-то сказать, нахватанной кошёлки? Но с середины работы я обнаружил, что данный термин становится понимаемым и рабочим, если соотнесён с внутренними качествами: неограниченности восприятия, миросозерцания, мироощущения, открытости любому впечатлению, «вчувствованию» и «сочувствованию» любому духовно-душевному – но в особой, не в исключительности отдельной личности, в подспудно всплывающем айсберге народа-целого… На этом уровне «широта» становилась действительной типологической чертой великорусского этно-психологического характера, поверх коллекций учтённых курносых, прямоносых и горбоносых со всем полем головных указателей; типологической уже и в естественно-научном смысле присутствующей в реальной картине во всей её полноте, и в положительном и в отрицательном смысле (…прогресс в одном отношении всегда регресс в другом…).

Тоже случилось и с материалами школярских спекуляций из «психогеометрии» от Сьюзен Деллинджер. Моя предвзятость уже по личному мотиву: в 90-е годы, когда погромщики от либер-псарни громили органы централизованного управления СССР, автору довелось пройти тестирование «рисунок человека из элементарных геометрических фигур: треугольник, квадрат, прямоугольник, круг» (почему-то отсутствовал обязательный у С. Деллинджер «зигзаг») – возмущённый дикарским подходом слепошарой доцентуры к сложнейшей творческой проблеме кадрового отбора (может вспомните: КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ), я с наслаждением сотворил опус с «круглой» головой (толерантность, дружелюбность), «прямоугольным» туловищем (неустойчивость, зыбкость), «квадратными» плечами и предплечьями (стабильная консервативность), «треугольными» локтями (доминантная агрессивность), и квадрат с треугольником в области причинного места (стабильная агрессивность) – если бы в том тестовом наборе был указан «зигзаг» (творческая импульсивность), присоединил бы к последнему…

Но отвлекаясь от впечатлений 30-летней давности уже в процессе работы над темами этнологии я уяснил для себя, что при всей бредятине обще-формализованного подхода к улавливанию индивидуально-неповторимого организаторского таланта «психо-игрушечки» г-жи Диллингер выросли из массового материала, т.е. дают те обобщающие и объективные характеристики больших психологических групп, отвлечённых от индивидуальных носителей настолько, что от них недалеко от соотношений между индивидуально-психическим и этно-психологическим: различение «льва» и «верблюда» ещё не возникает, но уже прорисовывается отличие «зверя» и «рыбы» – а мне такой уровень обобщений пока и нужен: «чёт» – «нечёт», а далее к уровню градаций «насколько» уже смутные «больше»/ «меньше»…

Приступая к чтению, имейте это в виду.

Автор.

В 1998—2005 годах прикладываясь так и этак к тому, что явственно предчувствовалось, как некая духовно-психологическая, исторически инаковая реальность великороссов окружающему миру, равно европейскому и азиатскому, в художественных провидениях Ф.М.Достоевского, естественно-научных констатациях Н.Я.Данилевского, вспыхивало в записных книжках А.С.Пушкина и в захваченных бликах «Опавших листьев» у В.В.Розанова – приводившая в восторженную истерику до слёз вдруг вычитавшего её у кого-то А.М.Горького и опрокидывавших его в душераздирающий пароксизм отчаяния при столкновении с выношенным необъятным жизненным опытом, от трущоб Хитрова рынка до великокняжеских зал; потомственного дворянина Пешкова, сброшенного в клоаки социальных подземелий и восходящего из них…

…Инаковость столь же неуловимую, проскальзывающую сквозь пальцы западнически отшлифованных колунов, будь то равно Н.А.Бердяев, пытающийся понять – или захлопывающийся от неё Пашка Виноградов. Право, чем не карикатура на «научное освоение» вполне реального исторического феномена «великорусский народ» глубокомысленное обобщение первого «в великорусском национальном характере можно отметить только одну общую черту: широту» – но это, извините, определение не характера а физического пространства, при этом бесконечного и неограниченного, вполне применимого и к планете Гее, и к галактике Млечный путь, и ко всему сущему и в них и сверх них; или, если самоограничить критику под дефиниции идеалистического миросозерцания г-на Бердяева, «к бытию всякой твари»… Но ведь инаковость то есть, даже в том случае, если от неё бегут, как то случилось с П. Виноградовым, уже посмертно и отгородившимся от неё благодарственной надписью на могильной плите «Гостеприимной Британии благодарный пришелец», и завязавшийся пуповиной – «пришелец я…». В сущности, это тот же самый феномен, который испытывает наше современное западническое быдло, когда оказывается «там»: исполнилась мечта, а что-то не так, не отходит, не отстаёт – и взрывается 10-кратная ненависть на это неустранимое «что-то»: «Как сладостно Россию ненавидеть» (по Печерину) … И опять же Россию?! Да нет: Волгу, Каму, или Жигули как-то не ненавидят – ненавидят то, что неразделимо с ними, Великоросса. И вполне рафинированный профессор Ю. Готье, пробавляющийся чтением лекций в Московском университете, в потаённых записочках, которые в 1922 году переправит в США, всё чаще с 1918 года начнёт называть русских «гориллами»… Но странно как-то, в этом неприятии или неудобстве от того, что есть, одинаковы, только разница в градусе, от проклятий до пожеланий, и Марина Цветаева (…Камнем мне – Хан, Ямой – Москва, К ангелам в стан Скатерть-Верста …), и Мария Ульянова, мечтающая сотворить будущего трудящегося из помеси русского и еврея – ну чем не «евгеника» от Николая Кольцова, осуществлявшего её в практике, как генетик и академик (и как же от него открещивался Ник. Вавилов… – а так ли сталось бы, если не «обструкционистская» позиция «большевистских верхов»? ). Всех почему-то не устраивает наличный субъект-великоросс, никуда и ни под какую дефиницию не укладывающийся, как под то немцы, евреи, китайцы, испанцы, итальянцы… Очень плодотворную идею выдвинул в этой связи Михаил Васильевич Ломоносов: соединить французскую гибкость, немецкую крепость, итальянскую сладость, испанскую звучность, богатство и краткость греческого и латинского – вот и Русский Язык (и Се Русский Человек) – только на вкус больше в этом сборной солянки…