Артемий Ладознь - Меж Задзенью и дазейном воззия Бомж-Бумазейный

Возможно, падение героя началось с хитиножадных экспериментов над пчелами (убить, прежде чем укусит!) да тараканами – так, что возмездие не замедлило: кошмарные сны-галлюцинации наяву с пчелками невинными, которые явились словно на суд. Пресеклось же по «нелепой» случайности: нечаянно раздавил ящерку, отбил кусочек зуба сверстнику… Причинив боль и прочувствовав заочно, переменился в корне. Или, может, то добрые советские мультики да сказки русско-европейско-восточные, что привили любовь к животным? А те первые опыты, – как и просмотр срамных картинок, по наущению первоучителей, сверстников, – были изнанкой пытливого и взыскующего ума? А может, и того проще: щемящие воспоминания из раннего детства о несчастном льве , помещенном в клеть зоопарка внутри парка отдыха тогда еще имени Калинина, – льве, глядевшем столь обреченно, что напоминал скорее игрушечного, бумазейного . Но ведь и игрушки – все эти обильные подношения, любовно даримые родными в праздники и безжалостно извергаемые ими же вон при малейшей видимой утрате, перемене внимания чада, нимало не заботясь о травме, причиняемой отчуждением от друзей и бессилием что-либо поделать с этим безумным, бессмысленным, невинным проявлением губительного радения и рачения, – разве все они были менее настоящими, живыми, родными? Все хранит сердце детское, незамутненное сменой: связей, себя, Праздника …

Не суди, взыскательный читатель, ни нас, ни себя слишком строго за невозможность (да и отсутствие амбиций) восстановить имя или исчерпывающую внутреннюю конституцию нашего протагониста (мы настаиваем на знаке плюс – хотя бы по определению действия правила самодиагностирования среды в ее реакции на профиль испытуемого). Во-первых, терпеливый наблюдатель сам сможет достичь полноты выводов ускоренными темпами по мере изучения. Во-вторых, совокупность подлежащих раскрытию более общих и насущных пластов непреходящей важности столь же массивна, сколь и многообещающа в самой канве, так что сложность – в отличие от ценности – скорее иллюзорна. Итак, а не начнем ли наш «квест» (снисходя к «новоязвам» адаптации)?

Он всегда охотно подавал милостыню – даже в период пионерского неверия (первым бомжикам на церковной паперти). В сущности, он ощущал безразличие к тому, что жертвования юбилейного рубля может стоить ему сытного завтрака, а то и дневного рациона развлечений в лагере. Как же паростки гуманизма сочетались с зачатками снобизма («мне нечего доказывать») и даже где-то циничного снисхождения к противоположностям (критика как футурологических утопий марксизма-ленинизма – слияние города с деревней, – так и стояния пионеров из воцерковленно-суеверных семей на праздники в храмах)? Видимо, все просто: зарождение сострадания, сочувствия и «вчувствования» представляло лишь аспект проницания природ , сопряженного равно с критическим и творящим мышлением (в ту пору перемен едва не успевшую выродиться «м ы шлением»).

Но бомжи в более поздние годы отчего-то все чаще отказывались принимать его подношения. Словно гнушались; так что он начал подозревать в себе нечто недоброе, задаваясь извечным вопросом, коему – подобно истинному (внегормональному, хотя бы в силу его видимой моложавости) – должно посетить всякого мужа взыскующаго: «Не я ли, Господи?!»

Успел побомжевать-поголодать как в бытность «обменным» студентом («Sir, are you preppin’ for your morning test or just bummin’ around, Sir? Anyway, why don’tcha just gitcha ass right outta here and move on, like home, «cuz see my shift’s kinda over?..»), так и по приезде («Вы такой умный, что хотите индивидуальный график, чтоб работать; или думаете, так просто – досдать пропущенный год за неделю?»). В последнем случае самое обидное было не то, что все остатки средств были выложены на неизменно дорогущие книги, но скорее – слечь с корью в уже не детском возрасте (а маме – помыкаться по ломбардам) пришлось аккурат накануне получения престижной работы финансовым менеджером. Как страна заразилась суетливо-неплатежным безденежьем казино-при-шапито, так он подцепил корь от однокашников из вновь прибывших «оттуда» же. Тогда же поперли его с военной кафедры, – коему отсутствию оснований к беснованию, как и необходимости в присяге бесным, купно с нахождением в алюмнальном списке среди оных же, ему еще предстоит возрадоваться спустя лет пятнадцать. Поистине, Промысла не перемудришь, Провидению не присоветуешь…

Лет осьми от роду имел неосторожность ознакомиться с «Сотней рассказов из русской истории», а посему – пусть крамола сия явно и не была прописана – довольно скоро осознал, что «народ» вовсе не всегда прав или самосвят (подобно математике в естественнонаучных употреблениях или «демокраси» – инуде). Право, коль скоро и гений-то нередко ошибается, то кольми паче – плебс, охлос, флешмоб нечестивых, возомнивших свои страстишки и похоти гласом богов. (Впрочем, в мире античном последние не слишком превосходили человеков, в силу или немощь чего оное тождество вполне выплясывалось).