Сергей Салтыков - Стоимость человека

Крепостное право, по мнению большинства отечественных и зарубежных историков и экономистов, не является рабовладением в чистом виде. С таким утверждением можно соглашаться лишь отчасти. При условии осмысленного и аргументированного разграничения двух родственных, но не тождественных понятий. Если говорить о системе правоотношений между землевладельцами и сельскохозяйственными работниками, легализованной и законодательно закрепленной самодержавной властью в период с 1649 по 1861 годы, то подразумевать в этих отношениях полное бесправие и невыносимую, рабскую эксплуатацию крестьянского сословия, действительно было бы ошибочным преувеличением. Даже крепостные крестьяне формально имели в собственности земельные наделы, скот и инвентарь, собственное жилье и могли создавать семьи. Им было позволено обращаться с жалобами на помещиков в суды и лично к государю.

Если же воспринимать крепостничество, как систему неформальных отношений господ со своими слугами и холопами, пришедшую на смену первобытнообщинным и патриархальным отношениям, то никаких различий этой системы с классическим рабовладением, в принципе, не существовало. Крепостные крестьяне против собственной воли массово «отрывались» от земли, переправлялись на постоянное место жительство в помещичьи усадьбы и городские дворянские домовладения, становясь абсолютно бесправными объектами насилия и торговли. Именно эта категория крепостных наиболее интересна в плане осмысления интересующего нас феномена человеческой стоимости в указанный период российской истории.

В художественной литературе, мемуарах известных общественных деятелей, в периодических изданиях тех лет зафиксировано бесчисленное множество реальных событий и фактов, проливающих свет на интересующие нас вопросы, позволяющих сложить вполне определенное впечатление о диапазоне цен на указанный «живой товар». Много подобных сведений можно почерпнуть из книги А.Г. Яцевича «Крепостной Петербург». В частности, в ней упоминается о покупке в 1747 году иностранным вельможей за 60 рублей двух людей и двух лошадей. При этом новый хозяин потом даже сетовал, что по незнанию существенно переплатил за покупку. Цены заметно различались в уездных, губернских городах, в Москве и Санкт-Петербурге. Если в конце 18 века в Новгородской губернии обычную крепостную девку можно было купить за 5 рублей, в Москве за нее просили уже 100-150 рублей, а в столичном Питере – все 200. По данным историка П.Н. Столянского, изучавшего расценки на крепостных по объявлениям в Санкт- Петербургских «Ведомостях», в указанный период за рабочих девок просили от 170 до 250 руб., за горничных, искусных в рукоделии – до 500, за мальчиков – 150-200. За мужа – портного и жену – кружевницу просили 500, за кучера и жену – кухарку- 1000, за повара с женой и сыном 2-х лет- 800 рублей.

Многие современники упоминали, что живая торговля крепостными бойко шла прямо в столичных дворах – колодцах. Были ли на несчастных таблички с указанием цены, неизвестно. В то же время было хорошо известно, что в 30-х годах 19-го века из 450 000 жителей Санкт- Петербурга около 200 000 составляли крепостные люди.

Не менее интересны в этом плане и мемуары адмирала В.Чичагова. Он ярко и красочно описывает случай, когда в его жизни в начале 19-го века совпали два события. За каждого мужчину – крепостного, пущенного им на выкуп, правительство установило цену в 150 рублей. За каждую английскую матку, проданную в это же время с конезавода в собственном имении, он выручил по 300- 400 рублей.

Сведения о соотношении цен и курсов валют, применительно к стоимости подневольной рабочей силы, можно найти в воспоминаниях француза Дюкре (Пассенана), посетившего Россию в 1808 году. В частности, он упоминал, что в указанное время цена крепостного человека колебалась в пределах 400- 600 франков при ежегодном доходе от его работы в 50 франков. В это же время раб – негр в Америке и колониях стоил от 2000 до 3000 франков и приносил 200- 300 франков годового дохода.

Морально – нравственный аспект нескольких веков крепостничества в России был и до сих пор остается основной и очень болезненной темой для исследования и осмысления многими поколениями отечественных философов, историков и писателей. Прежде всего, это касается характера взаимоотношений крепостников (дворян и помещиков) с собственными крепостными. Спектр этих отношений был настолько широким, противоречивым и порой безрассудным, что ничем другим, кроме загадочности русской души и крылатыми словами поэта Ф.Тютчева «умом Россию не понять…», объяснить некоторые общеизвестные факты российской действительности тех времен просто невозможно. В них самым непостижимым образом соединяются и сталкиваются садистская жестокость и барская щедрость, любовь и ненависть, необузданное самодурство и христианская благочестивость, безропотная покорность и отчаянное бунтарство. Печально известная помещица Дарья Салтыкова за незначительные провинности замучила до смерти более полусотни своих крепостных и была приговорена к пожизненному заточению в монастырской темнице. Примерно в это же время многие ее современницы дворянского и помещичьего сословия вошли в историю благодаря беспрецедентной и жертвенной помощи крепостным крестьянам в тяжелые дни эпидемий и голода. Многие гении русской поэзии в своих произведениях выражали искреннее сочувствие тяжелой судьбе крепостных и одновременно, в пылу пьяного азарта, легко проигрывали в карты свою карету вместе с лошадьми, слугой и кучером. Во всех подобных ситуациях реальная стоимость, самооценка и чувство собственного достоинства представителей этих антагонистических сословий выходили далеко за рамки общепринятых норм. О драмах и трагедиях на почве внебрачных отношений не стоит и упоминать. До сих пор жители Большого Болдино с удовольствием пересказывают туристам воспоминания своих предков о том, как их прапрадеды проучили великого поэта А.С.Пушкина за его повышенный интерес к крепостным девкам и даже показывают место на речке, где якобы утопили колеса с его пролетки.