Гегель с немалыми на то основаниями зафиксировал неразрывную связь объективных предпосылок отношений господства и рабства, с одной стороны, и особой формы духовных процессов, процессов сознания и самосознания – с другой. Нет рабства, если кто-то не утверждает себя в качестве господина и кто-то другой не признает в нем господина, а в себе – раба. Разумеется, отношения господства и рабства к этому не сводятся, да ведь и Гегель не претендует на то, что в «Феноменологии…» сказано все о господстве и рабстве. Непосредственно, в соответствии с замыслом, исследуется лишь взаимодействие самосознаний.
Самостоятельность и несамостоятельность самосознания – вот первая общая проблема, которая разбирается в разделе о самосознании. Самосознание, верно констатирует Гегель, позволяет человеку обернуться на самого себя, на свое «я», но этот процесс уже неотделим от «видения самого себя в другом», от «усмотрения и признания» другого и других самосознаний. Сознание «творит» для себя мир других «я».
В такой постановке проблемы – немало реальных моментов, которые объясняют плодотворность гегелевского (а потом и гуссерлевского) феноменологического исследования «интерсубъективности». Социальные отношения людей, конечно, существуют объективно, они складываются по законам, которые не зависят от воли и сознания людей. Но в отношения-то эти вступают существа, одаренные волей, сознанием, самосознанием. Механизмы их действия таковы, что становление и функционирование общественных отношений всегда, в том числе на ранних этапах истории, должны опосредоваться осознанием и самого бытия (наличия) и характера общественных связей. Процессы осознания, в свою очередь, весьма многоаспектны, многообразны, варьируются в зависимости от различных социально-исторических обстоятельств. Но есть в них, видимо, формы осознания, которые постоянно должны приводиться в действие, в том числе и «за спиной» непосредственного актуального осознавания, ибо без них общение индивидов не состоится.
Таков, собственно, предмет гегелевского (отчасти и гуссерлевского) исследования интерсубъективных структур сознания, исследования достаточно важного, в истории философии по существу впервые так глубоко и масштабно развернутого именно в «Феноменологии духа». Структуры тут исследуются весьма интересные и тонкие – учтем только, что главное о них сказано Гегелем еще до раздела о господстве и рабстве.
Видя другого, сознание в форме самосознания сначала видит в нем себя самого, стремится «снять» это свое «инобытие», снять и самого себя. В первом беспокойстве, метании самосознания между собой и другим верх одерживает самость «я»: «…благодаря этому снятию самосознание получает обратно себя само» 18; едва коснувшись другого, самосознание в форме «я» оставило – пока! – другое самосознание свободным. На сцене феноменологии, стало быть, уже расположились два самосознания (в ближайшей перспективе можно ожидать введения в действие бесконечно многих самосознаний). «Возвращение в себя» для каждого из них наполнено уже двойным смыслом. (В русском переводе употреблено носящее уничижительный оттенок русское слово «двусмысленный», например «двусмысленное возвращение в самого себя» 19. Вернее было бы сказать, что «возвращение в самого себя» имеет двойной смысл.) Возврат к себе и в себя таков, что другое самосознание уже нельзя сбросить со счетов, хотя освоение сознанием структуры alter ego только началось и ему еще предстоит длительное и сложное движение.
Теперь на сцене два самосознания. Рефлектируя над совершившимся, каким бы ни был еще неполным результат, «мы» видим: первое сознание, первоначально обретя другое, совершило самостоятельное действование. Почему же действование , если это может быть просто акт некоего усмотрения, духовного созерцания? Нельзя, однако, забывать, с чего началось «признание» самосознанием другого «я» – оно ведь началось с отношения первого «я» к предмету, с вожделения и его удовлетворения.
Гегель во многом верно рисует ситуацию взаимодействия самосознаний как обязательно опосредованного какой-либо предметностью (момент, который счел необходимым учесть и Гуссерль в теории интенциональности). Два «актера» – знающие друг о друге самосознания – натолкнулись друг на друга, когда первое самосознание овладело предметом, а второе, вероятно, тоже проделало или захотело проделать подобную же процедуру. Спор вокруг овладения предметом вот-вот возникнет: он уже предопределен предшествующим рассмотрением вещной формы реализации деятельности сознания. Для Гегеля такой ход мысли естествен: он соответствует фактам и смыслу человеческого действия, почему клеточкой рассмотрения сознания и самосознания, да и всего являющегося духа с самого начала «Феноменологии…» стало именно вещное, предметное действие. Для понимания и точной критики феноменологии Гегеля следует объективно учесть и этот тонкий момент. Особенность гегелевского идеализма состояла вовсе не в том, что автор «Феноменологии…» пытался говорить о каком-то внепредметном сознании; напротив, предметность, и именно в форме вещности, стала исходным пунктом, клеточкой рассмотрения само сознающего являющегося духа. Но одновременно были сделаны два допущения.
Читать дальше