Неля Мотрошилова - Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)

Многое – и выбор из множества оттенков роли читатель вряд ли осуществит самостоятельно. Он вряд ли догадается о подтексте без подсказки автора «Феноменологии…». Но с подсказкой, тем более прочитав предварительно что-то у Канта и Фихте, он, пожалуй, сочтет верным гегелевское разъяснение сути этой «Beispiel» – «побочной игры»: «Среди бесчисленных различий, встречающихся при этом, мы везде находим главное различие, состоящее именно в том, что в чувственной достоверности сразу выделяются из чистого бытия оба названные „ эти “: „ этот “ как „ я “ и „ это “ как предмет . Если мы вдумаемся в это различие, то окажется, что „я“ и предмет чувственно достоверны не только непосредственно, но и в то же время и опосредованно: „я“ обладаю достоверностью через нечто иное, а именно через вещь; а эта последняя достоверна точно так же через нечто иное, а именно через „я“» 55.

Вот теперь перед нами предстают первые звенья диалектической системы «Феноменологии духа»: чувственная достоверность как знание «непосредственного или сущего», «этого», раскалывается далее на два взаимосвязанных момента: «этот как я» и «этот как предмет». Уместно поставить вопрос: откуда появился, как введен и развит первый элемент системного движения, сразу взятый диалектиком Гегелем в виде единства противоположностей?

Представляется обоснованным дать следующий ответ. То, что сначала говорится именно о чувственной достоверности, в известной степени обусловлено предметом анализа феноменологии, каковым стал являющийся дух и отчуждающиеся от него формообразования знания. Все множество явлений порождается «способностью чувственности». Такова была позиция предшествующей философии, в особенности четко утверждаемая в рамках сенсуалистической традиции. Сделав чувственную достоверность первой в ряду объективированных феноменов, Гегель по-своему признал силу этой традиции, что раньше сделал Кант, влияние которого на автора «Феноменологии…» было немалым. Но особая интерпретация чувственной достоверности одновременно говорит и о стремлении Гегеля дать бой сенсуалистической (локковско-юмовской) традиции.

В известной степени взятые напрокат понятия и мыслительные ходы у Гегеля наполняются новым смысловым содержанием, в свою очередь зависящим от избранной им цели. Поскольку задачей является подведение индивида к позиции науки, то Гегель считает необходимым уже на первой стадии так представить последовательность движения формообразований сознания, чтобы в процессе движения уже прояснялась цель, и притом не как нечто постороннее самому процессу, а как заключенное в нем сначала хотя бы в зародыше. Надо отметить, что благодаря этому кристаллизовалось то представление об исходном пункте системного движения – о его клеточке, о цели, заданной в начале, – которое затем будет развито в деталях и получит метасистемное воплощение в «Науке логики».

Каким образом Гегель сближает конечную цель системного движения «Феноменологии…» с его исходным пунктом? Конструктивно это делается как раз благодаря выявлению – через диалектические взаимоопосредования «этого как я» и «этого как предмета» – глубинного смысла побочной игры чувственной достоверности. А смысл заключается, согласно Гегелю, в том, что при всей ее претензии на выражение внешних, действительных, всецело личных, индивидуальных черт неповторимое «это» вещей оказывается невыразимым для человека; вместо «этого» чувственная достоверность способна выразить «только общее». Таков окончательный приговор, заключительное слово только что разыгранного первого акта феноменологического сценария с участием чувственной достоверности. Как бы чувственная достоверность ни отрекалась от своего родства с наукой (претендуя на выражение индивидуальной неповторимости окружающего мира вещей, а не присущей им общности, закономерности), Гегель видит свою задачу в обнаружении именно этого внутреннего родства. Отсюда и выводится способность человеческого сознания – отправившись от станции «Чувственная достоверность», прибыть в конечный пункт, именуемый «Наука».

Однако для осознания специфики продуцирования и систематизации Гегелем феноменов, гештальтов духа очень важно принять во внимание следующий поворот анализа. Хотя претензии чувственной достоверности развенчаны, хотя ее внутреннее родство с наукой раскрыто, сам по себе гештальт – со всеми претензиями и иллюзиями – остается актером феноменологического действия. Поэтому дальнейшее движение анализа своеобразно и причудливо: «оно», сознание так и не принимающее своей истины, всеобщего, как бы остается на сцене духа в виде неуничтожимых и постоянно оживающих формообразований, а «мы» 56берем с собой в дальнейший путь уже преобразованную чувственность, не жалеющую о потере иллюзий и ориентирующуюся на всеобщее. Действие первое заканчивается, задергивается занавес, чтобы открыться вновь – на сцене появляется новое, теперь уже синтетическое формообразование являющегося духа, восприятие.