На этот вопрос можно ответить утвердительно. Работы молодого Гегеля интересны и знаменательны еще тем, что позволяют увидеть: переход от теологии к философии требует от немецкого юноши конца XVIII в. немалых нравственных и интеллектуальных усилий. Гегель должен убедить себя и своих читателей, что именно философская позиция, причем обретенная человечеством в новое время, дает мыслителю преимущество по сравнению с теологической. Преимущество – в неизмеримо большей степени свободы для человека, вступающего в философское сообщество, в «философскую секту», и принимающего ту или иную систему взглядов. «Если я убежден в правоте философской системы, то я сохраняю за собой право изменить свое убеждение, как только того потребует мой разум; вступая же в христианское общество, прозелит передавал ему и право решать за него, чтó истинно, он брал на себя обязанность соглашаться с таким решением независимо от разума и его возражений…» 64Принимая понятие человеческой природы в качестве объясняющего принципа, Гегель вовсе не «берет на себя обязанность» во всем непременно следовать приемам и методам философских систем, в которые данное понятие прежде было включено. Напротив, начинающий философ сразу обнаруживает склонность критически анализировать содержание и функции используемого им понятия.
Гегелевский критицизм, направляемый теперь уже в адрес предшествующих философских систем, тесно переплетен, что для нас особенно важно, с зачатками исторического подхода. Понятие «человеческая природа» Гегель трактует как исторически относительное. Как бы давно это понятие ни вошло в теоретические системы философии, особенно употребительным оно сделалось в новое время, причем в своем содержании оно детерминировалось исторически конкретными потребностями объяснения жизнедеятельности человека – такова основная идея Гегеля. И только потом понятие «человеческая природа» – вместе с системой других понятийных средств – приобрело абстрактный, застывший характер. Но это стало возможным, подчеркивает Гегель, только благодаря длительному историческому опыту человеческого познания. «Нужно было, – пишет молодой исследователь, – „оставить позади“ долгий, продолжавшийся каждый раз целые столетия ряд ступенек образованности, чтобы наступил наконец такой период, когда понятия стали уже столь абстрактными, что можно было убеждать себя, будто все бесконечное многообразие явлений человеческой природы сведено в единство немногих всеобщих понятий» 65. С этой идеей будут перекликаться обобщающие формулы «Феноменологии духа», где наличие исторически подготовленной абстрактной формы Гегель причислит к важнейшим характеристикам духовного развития своей эпохи.
Истолкование понятия человеческой природы как исторического – новшество по сравнению с основными тенденциями учений о человеке нового времени. В «Капитале» в полемике с Бентамом К. Маркс показал: философы нового времени стремились отыскать всеобщие, во все времена присущие человеку существенные свойства. Само по себе это, согласно Марксу, не было ошибкой: ведь такие свойства действительно имеются, но все дело было в том, что одновременно не была поставлена и осмыслена проблема исторических видоизменений, модификаций человеческой природы 66. Гегель же с самых первых своих шагов в философии обратил внимание именно на исторические модификации человеческой природы. Впрочем, здесь плодотворно сказалось воздействие кантовско-фихтевских идей о человеке, а также влияние философии молодого Шеллинга.
«Всеобщее понятие человеческой природы, – рассуждает Гегель, – допускает бесконечное число модификаций, и ссылаться на опыт, утверждая, что модификации необходимы, что человеческая природа никогда не наличествовала в чистом виде, – это не вынужденный прием, напротив, это можно строго доказать; достаточно только твердо установить, в чем могла бы заключаться чистая природа человека? Этому выражению ничего не нужно вмещать в себя, кроме одного – соразмерности со всеобщим понятием» 67. Расхождение между «всеобщим понятием», к поиску которого с полным правом устремляется философия, и «бесконечными модификациями», свойственными реальному развитию, Гегель считает принципиально неизбежным. «Но живая природа во веки веков – нечто иное, нежели понятие природы, и тем самым все, что для понятия было простой модификацией, чистой случайностью, чем-то лишним, становится необходимым, живым и, может быть, даже единственно естественным и прекрасным» 68.
Читать дальше