Александр Секацкий - Философия возможных миров

Ну а мы рассмотрим еще одну важную особенность объектов вида (n↑, n↓), к которым относится, в частности, и «ролия»; ее, этот объект, в более полном виде можно записать как (ро<���за>, <���ли>лия). Состояния n↑ и n↓ могут располагаться совсем рядом и буквально друг в друге, однако это необязательно. Будучи состояниями одного объекта, находящегося в суперпозиции, они могут располагаться и далековато друг от друга. Пенроуз, интерпретируя знаменитый опыт с интерференцией света, пишет: «Щели не обязательно должны располагаться поблизости друг от друга для того, чтобы фотон мог пройти сквозь них одновременно» [5]. Если между источником света и щелями-проемами в экране разместить так называемое «полупосеребренное зеркало» под углом в сорок пять градусов, мы получим любопытный эффект: «Как и в случае фотона, возникающего из двух щелей, волновая функция имеет два пика, но теперь эти пики разнесены на большее расстояние. Один пик описывает отраженный фотон, другой – фотон, прошедший сквозь зеркало. Кроме того, расстояние между пиками со временем становится все больше и больше, увеличиваясь беспредельно. Представьте себе, что эти две части волновой функции уходят в пространство и что мы ждем целый год. Тогда два пика волновой функции фотона окажутся на расстоянии светового года друг от друга. [То есть] каким-то образом фотон оказывается сразу в двух местах, разделенных расстоянием в один световой год!» [6]

Подчеркнем: речь идет об одном и том же объекте n, две версии которого неразличимы, пока не измерены, притом что одна из них может быть описана как «в огороде бузина», а другая – «в Киеве дядька». И опять же вернемся пока к Пенроузу, хотя подобного рода пассажи можно найти во множестве книг и статей по квантовой механике:

«По правилам квантовой механики любые два состояния, сколько бы сильно они ни отличались друг от друга, могут существовать в любой комплексной линейной суперпозиции. Более того, любой объект, состоящий из отдельных частиц, должен обладать способностью существовать в такой суперпозиции пространственно далеко разнесенных состояний и тем самым находиться в двух местах сразу! В этом отношении формализм квантовой механики не проводит различия между отдельными частицами и сложными системами, состоящими из многих частиц. Почему же тогда мы не наблюдаем в повседневной жизни макроскопические тела, например, теннисные шарики или даже людей, находящихся в двух совершенно различных местах? Это глубокий вопрос, и современная квантовая теория по сути дела не дает нам удовлетворительного ответа на него» [7].

Вопрос о судьбе суперпозиций в современном мире вызывает у Пенроуза целый ряд затруднений, приходится физику-философу в поисках решения ходить вокруг да около:

«Когда эффекты различных квантовых альтернатив оказываются увеличенными до классического уровня, так что различия между альтернативами становятся столь большими, что мы можем воспринимать их непосредственно, тогда такие суперпозиции с комплексными коэффициентами, по-видимому, перестают существовать… действительные числа теперь играют роль настоящих вероятностей для рассматриваемых альтернатив» [8].

Однако убедительное теоретическое объяснение редуцирования суперпозиций отсутствует, в конечном счете приходится просто опираться на то, что ничего подобного мы не видели, и Роджер Пенроуз это честно признает: «…между квантовой механикой и экспериментами не было обнаружено никаких расхождений, если не рассматривать, разумеется, явное отсутствие линейной суперпозиции крикетных шаров как контраргумент. Мое личное мнение сводится к тому, что несуществование линейных суперпозиций крикетных шаров действительно является контраргументом!» [9]То есть Пенроуз говорит: я не видел своими глазами, чтобы крикетные шары так вот запросто, за здорово живешь исчезали… Но это потому, что его не было тогда на мосту через речку Новую, тогда, когда выдрали Витька, Виктора Сапунова. Будь он рядом, свидетельство стало бы решающим и не давало бы ему покоя. И хотя закон затягивания разрыва, являющийся высшим обобщением закона сохранения энергии, касается, конечно же, и памяти, однако память, по-видимому, единственная среда, где ничто не исчезает бесследно: даже самое глубокое забвение не тождественно небытию. Если только найдется приемлемая форма, память сможет вспомнить все – в этом, в частности, убеждает нас психоанализ, а «физический закон» – вполне приемлемая форма репрезентации даже леденящего ужаса. Фрейд был прав в том, что забывается самое ранящее, шокирующее, порой несовместимое с психической вменяемостью. Он просто не дошел до конца в своем анамнезе, остановился на разного рода первичных сценах и первичных травмах , связанных с сексуальным насилием и вообще с пробуждающейся сексуальностью. Однако самое жуткое (geheimnisse) и невыносимое, то, что действительно несовместимо с вменяемостью, случается тогда, когда происходит разрыв суперпозиции, лопается допричинная струна-связка и исчезает что-то или, может быть, кто-то. У Серого Волчка свидетелей всегда меньше, чем у Эдипа, да и те преимущественно рассредоточены по психбольницам. В частности, и потому, что наука этого не объясняет. Но хочется верить, что приближается к объяснению. Спросим себя, в каком случае объекты макромира, будь они крикетными шарами, кошками или людьми, могут быть представлены в виде ансамблей или объектов вида (n↑, n↓)? Ответ чрезвычайно прост и вполне согласуется с физикой микромира: в том случае, если об этой комплектности никто ничего не знает. Как о кошке Шредингера вплоть до проведения решающего эксперимента.