Людмила Поликарпова - Юрий Куранов – добрый гений России

Психологическая мотивация творчества как потребности иметь собеседника, видимо, была и у Юрия Куранова, но в его случае выразилось и нечто глубинно присущее его душе: отношение к миру в его живых или одухотворяемых воображением образцах, как к любимому, почитаемому, интимно-близкому другу и собеседнику, и потребность передавать свои глубинные чувства словом. Направление развития его таланта по большей части задавалось жизнерадостным началом, проявляющимся ощущением счастья при созерцании чистой и возвышенной красоты и при собственном участии в празднике жизни. С самых первых его текстов эти состояния души находят яркое выражение. Это не значит, что он не замечал тёмных сторон действительности. Замечал и страдал от этого. Имея чуткое сердце, обострённое чувство справедливости, способность самостоятельно критически мыслить, смелость честно выражать своё мнение и поступать согласно велениям совести, он не мог избежать невзгод. Но душа не увязала в негативах, в ней неизменно присутствовало стремление к свету.

«К началу 60-х годов, сознательно овладевая формой короткого рассказа, я вплотную подошёл к жанру миниатюры. Этот очень сложный и редкий литературный жанр расположен на грани прозы и поэзии. Как бы мост между ними. В истории мировой литературы всегда было так, что за овладением жанром миниатюры литература того или иного народа делала открытия не только в области литературной формы, но и на пути овладения и содержанием. Таковы примеры Сэй Сёнагон, японской поэтессы 11 века, Шарля Бодлера – французского поэта прошлого века, Ивана Бунина… Но для того, чтобы литература того или иного народа восприняла эти открытия, литературная среда его должна быть на высоком уровне интеллектуального и культурного развития. В СССР культурное развитие постоянно кастрировалось. Прозу замкнули в сейфе примитивного натурализма…» («Острова в пространстве». Предисловие. «Запад России. – 1993. – №4).

Через цензуру, даже в период «оттепели», пропускалось лишь то, что соответствовало методу соцреализма, т. е. лишь упрощённому копированию реальности. Произведения автора, обладающего ярко выраженной индивидуальной манерой (тем более стилем) могли пройти лишь по недосмотру цензора. Куранов сам удивлялся: «При всеобщей нетерпимости к личности самостоятельной, к таланту – я не могу понять, как меня просмотрели. Какая-то мистическая случайность» («Раздумья на фоне музыки и ростральных колонн»). А может не случайность – а некий Высший Промысел?

С первых литературных текстов Куранов предстаёт как писатель, имеющий своеобразную манеру и свой уникальный стиль. В том смысле, который в эти понятия вкладывал Гёте в статье «Простое подражание природе. Манера. Стиль» (1789).

«Манера» – это субъективный язык, «в котором дух говорящего запечатлевает себя и выражает непосредственно». Манера Куранова так неповторимо индивидуальна, что её невозможно спутать ни с чьей. Даже тогда, когда он выражает не личное отношение, а как бы взгляд любого человека (характерный для Куранова оборот: «если посмотреть…»), наблюдательного не поверхностно, чувствующего тонко, мыслящего образно и философски, любящего природу и людей. Дух автора (не явно, но уловимо для внимательного читателя) витает в каждом его произведении.

У Гёте термин «стиль» служит «для обозначения высшей степени, которой когда-либо достигало искусство». «Стиль покоится на глубочайших твердынях познания, на самом существе вещей, поскольку нам дано его распознавать в зримых и осязаемых образах». В случае Куранова уместно добавить: поскольку суть вещей дано распознавать и посредством интуитивных прозрений.

Вряд ли можно назвать прямого предшественника Куранова, писавшего схожим образом. Можно говорить о некоторой преемственности в связи с такими писателями, как Тургенев, Паустовский, Пришвин, Бунин, Альфонс Доде, для творчества которых, как и для творчества Куранова, характерно сочетание естественной интуитивной талантливости с художественным мастерством. Своеобразие Куранова—писателя в том, что он и в прозе – постоянно Поэт. Он уделяет внимание каждому образу, каждому предложению, каждому слову, не упуская из виду целостность всего текста, стараясь передать суть вещей и явлений, как можно естественнее и впечатляюще, и в то же время ёмко, без излишеств. Все детали выверены и взаимоувязаны в единстве. А главное, он не перестаёт быть Поэтом с большой буквы в его неизменном устремленье к прекрасному и возвышенному.