Александр Шохов - Стратегии философского исследования коммуникации

Практический метадискурс можно представить как совокупность общеизвестных убеждений в чем–либо, например: «люди обычно понимают друг друга через сообщения». «Когда Анна говорит Биллу, например: «Ты, наверное, не можешь знать, о чем я говорю», Анна апеллирует, в форме метадискурсивной ремарки, к некоторым общеизвестным убеждениям о смысле и референции (таким как уверенность, что достоверное понимание приходит только из персонального опыта), возможно для того, чтобы подорвать некоторое суждение Билла» [172, с.129].

Эти метадискурсивные ремарки могут быть развиты до уровня отдельной теории, с точки зрения которой другие общеизвестные взгляды могут быть подвергнуты критическому пересмотру.

Так, с точки зрения Роберта Крейга, «вся теория коммуникации… – это вид метадискурса, путь говорения о говорении, который получает большую часть правдоподобия и интереса через риторическую апелляцию к общеизвестным истинам повседневного практического метадискурса» [172, с. 129]. На этой основе исследователь строит согласованное поле единой теории коммуникации, каждый элемент которой обращается к своему собственному набору «общеизвестных истин» и критически рассматривает другие элементы, включенные в поле.

Роберт Крейг выделяет семь традиций (и семь альтернативных «словарей»), которые, с его точки зрения, формируют сегодняшнее когерентное поле коммуникативной теории. Эти традиции: риторическая, семиотическая, феноменологическая, кибернетическая, социально–психологическая, социокультурная, критическая. В то же время исследователь оставляет перечень открытым, считая, что в единое поле коммуникативной теории могут быть включены и другие традиции, некоторые из которых формируются сегодня.

Статья Роберта Крейга вызвала широкий резонанс во всём мире, обширно цитировалась, была включена в литературу многих учебных дисциплин, связанных с исследованием коммуникации. Сам Роберт Крейг в 2009-м резюмировал влияние своей публикации 1999 года, опубликовав статью «Reflection on “Communication Theory as a Field”», в которой писал, что «“конститутивная метамодель” упрощает философски несовместимые традиции мышления к сериям релятивизированных перспектив» [171, с.8].

Текст Р.Крейга 1999 года имеет особое значение для данного исследования. Несмотря на упрощение, предпринятое Р.Крейгом, сама попытка объединить различные теории коммуникации в нечто целостное через построение метамодели, представляется достаточно важным шагом.

Р.Крейг в качестве основы своих исследований выбрал, с одной стороны, повседневность, с другой – метадискурс («говорение о говорении»).

Бернхард Вальденфельс в статье «Повседневность как плавильный тигль рациональности» говорит об особой позиции человека: «Человек как «нефиксированное» животное существует не только в порядке повседневности, а как бы на пороге между обыденным и необычным» [31, с. 43]. Повседневность в понимании Б.Вальденфельса предстаёт как неустойчивая целостность, готовая в любой момент изменить свои границы, благодаря процессам «оповседневнивания» и «преодоления повседневности» [31, с.40].

Повседневность – это особая культура. «Не декартовское «я мыслю», а «оно мыслит» Лихтенберга открывает путь к пониманию культуры повседневности» [31, с. 47], – пишет Б.Вальденфельс. Эта мысль тесно переплетается с идеей В.В.Налимова о культуре как об упорядоченном континууме смыслов, а также с идеей Л.Н.Богатой о «локальном пространстве смысла». Благодаря культуре повседневности, в ней «господствует смесь того, что не поддаётся объединению и всегда отделено друг от друга» [31, с. 48]. На языке повседневности «с помощью которого общаются между собой специалисты, представляющие различные дисциплины, и при этом они не опускаются до уровня подсобных рабочих» [31, с. 48] может быть сказано нечто такое, что безусловно понятно всем, и в то же время содержит специфические смыслы, которые обычно выражаются на узко-профессиональных языках.

Б.Вальденфельс также высказывает мысль о том, что «Повседневность существует как место образования смысла» [31, с. 47]. Эта сторона повседневности делает её тесно связанной с коммуникацией. А учитывая, что повседневность, как и коммуникация, – это продукты социума, стоит упомянуть идею Н.Лумана о том, что коммуникация – это и есть общество, которое существует и развивается как аутопойэтический процесс. Люди в некотором смысле являются внешним ресурсом повседневности. Возможно, в том же смысле, в каком они являются внешним ресурсом коммуникации в понимании Н.Лумана, который помещает субъектов за границами коммуникации, то есть отделяет коммуникацию от человека. Повседневность отделена от человека очень похожим образом. Коммуникация как фабрика смыслов и повседневность как место образования смысла также могут отражаться друг в друге, взаимно преобразуя сами себя в парном аутопойэтическом танце.