Тиккун - Введение в гражданскую войну

примечание: На первый взгляд может показаться, что Блум являет собой обратное: тело, лишённое склонностей, притяжений, противящееся всякому влечению.

Арент ван Болтен. Из книги «Гротески»

На практике же мы наблюдаем, что то, к чему приходит Блум, это не отсутствие пристрастий, а пристрастие к отсутствию. Лишь это пристрастие даёт понять, сколь активные усилия прикладывает Блум, чтобы оставаться Блумом, чтобы держать на расстоянии то, что к нему склоняется, и отвергать любой опыт. Как верующий, будучи не в силах противопоставить «этому миру» какую-то иную мирскую жизнь, вымещает свою не-принадлежность к нему критикой всего мирского, так и Блум стремится в своём бегстве к исходу из мира, вне которого нет ничего. И в каждой ситуации он будет так же выпутываться, выскальзывать из ситуации. Потому Блум есть тело с явным стремлением к небытию.

4 Это пристрастие, этот клинамен можно или устранить, или принять. Принятие формы-жизни – это не просто знание об этой склонности, но мышление о ней. Я называю мышлением то, что превращает форму-жизни в силу, в ощутимую действенность.

В каждой ситуации проглядывает линия, отличная от всех прочих, линия возрастания силы. Мышление есть способность выявить её и следовать за ней. Тот факт, что форму-жизни можно принять лишь следуя линии возрастания силы, приводит к следствию: всякое мышление является стратегическим.

примечание: По нашему запоздалому мнению, устранение всякой формы-жизни собственно и являет собой судьбу Запада. И в цивилизации, которую мы уже не можем назвать своей, не согласившись тем самым на устранение нас самих, главный способ такого устранения проявляется парадоксальным образом в жажде формы, в погоне за архетипическим сходством, за Идеей себя, которую выносят вперёд, ставят перед собой. И разумеется, везде, где этот волюнтаризм идентичности проявлялся в сколь-либо значимых масштабах, ему больших трудов стоило заслонить ледяной нигилизм и стремление к тому ничто, которое является его стержнем.

Но есть и более редкий, более изощрённый способ устранять формы-жизни, – он называется сознательность, а в своём апогее – просветлённость; все те «добродетели», которые ЛЮДИ особенно жалуют потому, что ими сопровождается бессилие тела. Отныне «просветлённостью» ЛЮДИ называют способность к такому бессилию, при котором нет ни малейшей возможности его преодолеть.

Таким образом, принятие формы-жизни полностью противоположно сознательности или силе воли, как и их результатам.

Скорее, принять – значит отрешиться: это, так сказать, сразу и падение и вознесение, движение и состояние покоя.

5 «Моя» форма-жизни – это не то, кем я являюсь, а то, как я являюсь тем, кто я есть.

примечание: Эта фраза осуществляет некоторое смещение. Смещение в сторону выхода из метафизики. Выйти из метафизики – это не философский императив, это физиологическая потребность. Расширившись до нынешних пределов, метафизика сжимается до общепланетарного предписания: отсутствовать. Империя требует от каждого примириться не с общими законами, а только со своей собственной идентичностью; потому что именно на сращивании тел с их предполагаемыми качествами, с их предикатами и основывается способность Империи контролировать эти тела.

«Моя» форма-жизни – это не то, кем я являюсь, а то, как я являюсь тем, кто я есть, иначе говоря: она присутствует как пропасть между сущностью и её «качествами», как единичный опыт, который я извлекаю из неё в конкретном месте, в конкретный момент. На беду Империи, форма-жизни, оживляющая тело, не содержится ни в одном из его предикатов – высокий, белый, сумасшедший, богатый, бедный, столяр, нахал, женщина, француз, – но лишь в своеобразном способе собственного присутствия, в неискоренимом факте его присутствия [8] Присутствие (dasein) – термин М. Хайдеггера. . И именно там, где предикация действует особенно рьяно – в зловонной сфере морали, – её провал особенно фееричен: когда, например, мы сталкиваемся с существом предельно презренным, но его манера быть презренным настолько трогает нас, что даже заглушает отторжение, тем самым доказывая, что презренность сама по себе является достоинством.