Вадим Верин - Право в истории русской философии

Если для интерпретаторов данного направления принципиальным является выделение антитезиса между правом и моралью, основанного на различии между мотивами действия («внутреннего действия») и физическим аспектом действия («внешние действия»), а также принижение значения силового характера права, то, по мнению авторов, составляющих другое направление и признающих жесткое отличие в кантовской философии между названными сферами, основным критерием остается именно понятие принуждения в правовой системе, которое отсутствует в морали. Мышление свободно от природы, заявляют они, а право и возможность принуждения – это одна и та же вещь. Г. Соляри, автор труда «Наука и метафизика права в кантовской философии», один из радикальных сторонников данной концепции доказывает, что правовой порядок считается таковым, главным образом, как порядок принудительный. Принуждение не достигается Правом, не постулируемся внешней высшей властью, а происходит из той же природы права, которая есть сила, утверждающая непреклонность механических законов. По Соляри, Кант представляет систему права в качестве «системы всеобщего взаимного принуждения, а полном согласии со всякой свободой», ибо подготавливается и базируется на «законе равной свободы» [47] Ibid. P. 49. .

Отсюда мы можем сделать вывод, что для Соляри правовой синтез сводится к существованию внешнего механического синтеза и не утверждается этическими условиями, потому что, если следовать мысли Канта, в правовом мире соответствие воль (произволов) закону есть нормативная обязанность и, следовательно, неотделимо от принуждения. Соляри энергично и прямо подчеркивает наличие у Канта связи между правом и принуждением: «Теория принуждения есть необходимое завершение кантовского понятия права» [48] Solari G. La formazione storica e filosofica dello Stato moderno. Torino, 1962. P. 25. . В своей категоричности Соляри доходит до прямого вывода: «Право и принуждение» для Канта есть эквивалентные и конвертируемые термины.

Отсюда логически вытекает, что для данного автора тезис о господстве морального закона не имеет силы. Соляри также отклоняет вывод, из которого следует, что правовой порядок устанавливает первую, еще несовершенную форму моральной жизни. Соляри убежден, что у Канта не было даже намерения устанавливать какое-либо отношение между моралью и правом, низводить правовые императивы к техническим нормам. «Мораль и право в соответствии с дуалистической тенденцией, которая знакома всему кантовскому творчеству, чужды друг другу, игнорируются взаимно, развиваются в замкнутых, и противоположных областях». В чем же заключается это различие? Судя по всему, по Соляри, моральная активность уходит своими корнями в «интимность» сознания, именно здесь она находит свои жизненные условия и возможность развития, в то время как правовая активность в кантовском понимании стремится абстрагироваться от какого-либо психологического субстрата поведения, понять людей как силу в отношениях действия и противодействия между ними. Принуждение не опирается на моральную силу, так как «в правовой жизни применяется внешняя эмпирическая свобода» [49] Ibid. P. 14. .

Этот же тезис мы находим у другого автора, Ф. Баттальи, который, признавая за Соляри авторитетного систематизатора кантовской философии, в свою очередь делает акцент в большей степени на принуждение априори, т. е. на возможность принуждения. В своей работе «Экономика. Право. Мораль» Батталья пишет, что человек, следуя праву, действует вынужденно из априорного принуждения, которое определяет для всех субъектов и в абсолютной степени внешнюю свободу и субъективное право так, что не устраняет и не уменьшает свободу и право других.

Итак, Г. Соляри и Ф. Батталья разделяют в весьма категоричной форме два понятия на две независимые друг от друга сферы: одна (мораль) «принадлежит к сверхчувственному порядку, который не участвует в судьбах эмпирии», а другая (право), напротив, есть потребность разума, но в целях человеческого существования» [50] Battaglia. Economia. Diritto. Moralle. Bologna, 1972. P. 223. , т. е. она должна развиваться в эмпирическом мире, давая при этом ему смысл и ценность. Однако элемент принуждения придает праву силовую характеристику и тем самым отграничивает от морали, в которой доминирует самоограничительная и саморегулирующая внутренняя сила индивида. Таким образом, мы познакомились с интерпретаторами данного рода, делающим «уклон» к выделению на первый план значимости и особой ценности правовых постулатов, освобождая их от какой бы то ни было зависимости от моральных ценностей. Две данные сферы при всем своем автономном существовании не создают факта их противоречия, часто находясь в совершенном согласии.