Ирина Сергеевна Молчанова - Разрушенное время

Но теперь с этим было покончено. Настало время взять передышку. Перед неизвестностью. Но определенно впереди будет что-то новое, а значит не лишенное привлекательности. Беате захотелось поделиться известием с человеком, так же, как и её мама советовавшим рвать со всем, что причиняет дискомфорт.

Достигнув дома, она поспешила войти в подъезд и столкнулась с бригадой скорой медицинской помощи. Беата безошибочно поняла, к кому прибыли медики.

– Я просто обязана вас угостить вкуснейшим чаем, – на лице брюнетки играла обворожительная улыбка.

– А я не имею права отказываться, – в том же тоне ответил ей мужчина, вытиравший руки от смазочной жидкости.

За парой, вышедшей из мастерской, закрылась дверь, а мужчина с женщиной устремились вдаль по улице. Увлеченно беседуя, они не замечали идущего за ним мягкой поступью пожилого человека. Тот не пытался обогнать пару, но и не отрывался сильно. Он вслушивался в чужую беседу, не испытывая укоров совести. Обычно Сторож старался не становиться свидетелем, пусть даже невольным, личных разговоров людей. Впрочем, он практически безошибочно мог предположить, о чем беседовали те или иные люди. Тематик для стандартных диалогов существовало не так уж много, невзирая на то, что одни беседующие отличались от других дискутировавших. Из века в век людей зачастую тревожили одни и те же вопросы.

Но эта пара не могла выбиться из его внимания. Один из людей, шедших впереди Сторожа, владел большим пониманием времени.

– Что случилось? – голос девушки дрожал, но она и не пыталась скрывать волнение.

– Вы родственница? – спокойным тоном задал вопрос человек в белом халате.

– Почти. Я соседка, – Беата ждала более конкретного ответа на свой вопрос, видя бледное лицо Эмилии Яковлевны, которую санитары выносили из квартиры на носилках.

– Если вы близкий человек пациентки, то могу вас отчасти успокоить: у Эмилии Яковлевны едва не произошел ишемический инсульт, и хоть состояние не критическое, но во избежание более серьезного развития событий, её следует госпитализировать. Не волнуйтесь, девушка, на непродолжительное время, – врач дружелюбно коснулся плеча Беаты и отправился вниз по ступенькам.

– Милая моя, не тревожься так, – на лице пожилой женщины появилась непринужденная улыбка, но Беата слишком хорошо знала Эмилию Яковлевну, чтобы понять, что та наигранная, – позаботься о мистерах. Возьми детка, мои ключи.

Беата приняла из дрожавшей руки соседки связку ключей, стараясь не заплакать.

– Я заберу их к себе, Эмилия Яковлевна, поправляйтесь, пожалуйста.

Санитары не стали ждать, пока водруженная на носилки женщина попрощается с юной особой и поспешили следом за врачом.

Беата спустилась за санитарами и убедилась, что пожилую актрису устроили в карету скорой медицинской помощи. Все также стараясь не давать волю слезам, девушка вернулась в подъезд. Повозившись немного с ключами от замков чужой квартиры, она вошла внутрь, чтобы успокоить взволнованных котов, а в том, что те были напуганы, Беата ничуть не сомневалась. В коридоре её встретил Мистер Философ и стал громко мяукать. Казалось, что его кошачья речь была сбивчивой. Беата довольно хорошо знала персидских питомцев своей соседки и изучила их нравы.

– Коты, не волнуемся, ваша хозяйка поправится. А пока я каждого из вас сейчас перенесу к себе домой. Договорились? – девушка присела перед котом, продолжавшим выражать недовольство на своем языке.

Из комнаты вышли Мистер Мудрец и Мистер Мечтатель. Все трое уселись перед Беатой, словно ждали её действий, и она не стала медлить. Захватив кота, более других волновавшегося, девушка направилась к двери, стараясь действовать как можно быстрее, чтобы не доставлять лишних поводов для беспокойства животным, столкнувшимся с сильным стрессом.

Грусть часто одолевала его. Бороться с ней не имело смысла. С ней следовало свыкаться после определенного времени. В его случае неуместные эмоции могли выглядеть нелепо: опыта у него имелось в избытке. Часовщик подошел к знакомому силуэту. Его он неоднократно желал поместить во временную петлю. Это было бы грубейшим нарушением правил. Однажды он так поступил. И за это пришлось расплачиваться. Но пойти на нарушение правил ради любви не виделось злостным преступлением. Скорее актом не подвластности чувствам. Его рассудок прошел испытание сильнейшим чувством, и казалось, что более он не оступится. Казалось.